Джин Стоун - Такая разная любовь
* * *
— Привет. Это Данни Гордон. Вы знаете, что делать.
Алиссе захотелось швырнуть трубку, но она подавила это желание.
— Если ты валяешься в постели, то просыпайся! Быстро! — крикнула она в трубку. — Это Алисса Пэйдж. Сними трубку, Данни. Я плачу тебе хорошие деньги. — Она несколько секунд помолчала. Никакого ответа.
Вот он, наверно, протирает заспанные глаза, отгоняя утренний сон. А рядом, возможно, лежит обнаженная женщина. Наверно, у него все тело ломит после целой ночи непрерывного траханья. Или, может, его член до сих пор стоит, кончик его подрагивает и требует еще?.. Сейчас он, возможно, перевернется и сунет его в голую женщину, которая лежит рядом. Кто она? Может, Мэг?
— Данни! — взвизгнула Алисса. — Отвечай мне, сукин сын!
Никакого ответа.
Алисса бросила трубку.
В дверь ее спальни постучали.
— Мам? — Это была Мишель.
— Входи.
Мишель выглядела так, как будто собралась по меньшей мере на завтрак в Белый дом.
— Тебе не кажется, что для восьми часов утра ты слишком разрядилась? — спросила Алисса.
— Я просто решила примерить. Мы с Дэвидом поедем сегодня выбирать себе хрусталь и фарфор.
— С Дэвидом? Он что, нигде не работает?
— Ой, ну мам, — простонала Мишель и посмотрелась в большое зеркало. — Ты же знаешь, что он работает в инвестиционной компании своего отца.
— Что-то не заметно, чтобы он там был очень занят.
Мишель поправила бирюзовый шелковый шарфик у себя на шее.
— Как мне лучше, мам? С шарфом или без?
— Разве тебе не интересно узнать, что с твоим отцом?
Мишель сняла шарф и бросила его на постель матери.
— Конечно, интересно. Поэтому я и зашла к тебе. — Она придвинула лицо ближе к зеркалу и принялась рассматривать, хорошо ли наложен макияж. — Как он? Все нормально, надеюсь?
— Надейся.
Алисса увидела, как дочь осторожно смахнула с брови микроскопический кусочек туши.
— У него был сердечный приступ? — спросила Мишель, не спуская глаз со своего отражения.
«Ничего себе, любящая дочь, — подумала Алисса. — Этому она, конечно, у меня научилась». Алисса знала, что Мишель внешне всегда умела быть холодной и спокойной. Но только ли внешне, вот вопрос?
— Нет, — ответила Алисса.
— Это хорошо. — Мишель отошла от зеркала на шаг и провела руками по переду своего платья. — А то знаешь, влачить жалкое существование инвалида, прикованного к постели… это не для отца. Ему бы это не понравилось.
«А летальный исход не понравился бы еще больше», — захотелось вставить Алиссе, но она промолчала, осознав вдруг, что такое поведение Мишель, наверное, не оттого, что ей на все наплевать, а оттого, что она живет в мире иллюзий, где все всегда хорошо и родители не умирают до тех пор, пока дети не будут готовы смириться с той мыслью, что они все-таки смертны.
Но Алисса не стала открывать дочери глаза на суровую действительность. Она была для этого слишком усталой.
Мишель уперла руку в бок:
— Пойду сегодня на торжественный завтрак, устраиваемый ЖФА. По-моему, мне уже пришла самая пора стать активным членом Федерации, как ты думаешь?
Алисса взяла шарф дочери и стала его складывать.
— Ты ведь тоже пойдешь, мам?
Опять от нее чего-то ждут. Опять. Сначала тетушка Хельма. Потом Бетти Вентуорс. Сью Эллен Джемисон. Теперь вот родная дочь.
— Нет, — ответила Алисса. — Я буду в больнице.
Зазвонил телефон ее личной линии. «Данни». Алисса взглянула на Мишель:
— Извини, дорогая.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Телефон продолжал звонить.
— Да, и поскорее.
Мишель выхватила шарф у матери из рук и выбежала из комнаты с выражением большой обиды на лице. Проводив ее глазами, Алисса сняла трубку.
— Да?
— Алисса, это Данни Гордон.
Она сделала глубокий вдох-выдох и, подпустив в голос безразличия, проговорила:
— А, Данни… Я пыталась дозвониться тебе несколько минут назад.
— Я не дома, — ответили на том конце провода.
«Естественно, — подумала Алисса. — Ты сидишь в квартирке какой-нибудь своей девочки. Может быть, у тебя вообще нет своего дома. Зачем тебе дом? А твой автоответчик, возможно, установлен в телефонной будке в баре где-нибудь на Сорок второй улице».
— Я в Атланте, — уточнил Данни.
Алисса судорожно вцепилась в трубку.
— Здесь?!
Данни рассмеялся:
— Я решил, что ты вызовешь меня сюда, как только узнаешь, что у меня появилась информация на Джея. Так что я не стал дожидаться особого приглашения и прилетел вчера вечером. На этот раз я не стал сваливаться тебе на голову без предварительного звонка.
— Ко мне нельзя, — быстро сказала Алисса. Ей не хотелось, чтобы вернувшаяся из больницы Натали застала в библиотеке Данни Гордона. — Где ты?
— В «Марриот».
Насколько Алисса помнила, в Атланте было с полдесятка «Марриот».
— В какой именно?
— В центре города. «Маркиз Марриот».
Прекрасно. Именно там сегодня должен был проходить торжественный завтрак Женской федерации Атланты. Нормально!
— Встретимся там, — сказала она, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями. — Но не сейчас. У меня тут появились кое-какие неприятности. Что скажешь насчет пяти часов вечера?
«В пять часов там можно будет показаться совершенно спокойно. К тому времени члены ЖФА давно разойдутся».
— В вестибюле?
Впрочем, стоит ли рисковать?
— Нет, — ответила она. — В твоем номере.
— В моем номере? — саркастически переспросил он.
— В каком ты остановился, Данни?
Он сказал.
— А теперь говори: ты нашел его?
— Разумеется, я его нашел. Я же говорил: дело свое знаю.
Она повесила трубку и улыбнулась.
Роберту было решено сделать операцию.
— Гены, — сказал он Алиссе, сидевшей на краешке его постели. Натали сидела от отца по другую сторону и держала его за руку. — Не забывай, что мой отец умер в возрасте пятидесяти двух лет от обширного инфаркта.
Алисса кивнула. Не прошло и года со дня их свадьбы, как Роберт Гамильтон Пэйдж-старший умер на площадке для гольфа. «Гены, — подумала она. — Интересно, а отец его тоже был голубой?..»
— Хорошо еще, что я так о себе всегда заботился, — прибавил Роберт. — Иначе мне бы уже давно пришел конец.
— Тебе всего сорок шесть, Роберт.
Он через силу улыбнулся, и эта улыбка смотрелась неестественно на его пепельно-сером лице.
— Сейчас другая эпоха, дорогая. Жизнь стала гораздо тяжелее…
«Это ты сделал ее такой тяжелой», — захотелось сказать ей.
— Когда возвращается доктор Штерн? — спросила она.
