Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
– Не платила? – Флип поднял брови. – Как долго? Есть какой-то шанс, что вас выселят?
– Да ни малейшего! – рассмеялся я.
– Говоря вкратце, – вставил Маркус, – трейлерный парк принадлежит Лорел, и она позволила Саре и Киту жить там бесплатно.
– Значит, без новой работы она никак не может заплатить тысячу двести долларов за такую квартиру, – подытожил Флип. – Интересные перемены для того, кто имеет на счету всего тысячу долларов.
Я вдруг вспомнил о моем образовательном фонде и взглянул на Маркуса.
– Она не могла каким-то образом взять деньги, которые мне дал ты?
Флип повернулся к Маркусу:
– Ты давал ей деньги?
Маркус вздохнул. Глянул на меня:
– Ничего, если Флип будет знать?
Я кивнул:
– Почему нет? Весь мир уже знает, в каком дерьме мы оказались.
– Настоящим отцом Кита был Джейми, – пояснил Маркус.
– Джейми? – озадаченно протянул Флип. – Твой брат?!
Маркус кивнул:
– Когда Джейми умер, я основал трастовый фонд, образовательный, для Кита. На нем в то время было сорок тысяч долларов. Не знаю, сколько там сейчас. Сара была попечителем, но она не могла… не может взять деньги, пока Кит не пойдет в колледж.
– Мы это проверим и убедимся, что деньги все еще лежат в банке, – решил Флип. – Кит, подумай хорошенько. Твоя мать не говорила о переезде в Шарлотт и о поисках там новой работы? Ничего в этом роде?
Я попытался вспомнить все разговоры с матерью за последний год. Беда в том, что я не обращал особого внимания на то, что она говорила. У меня были две сожженных руки и одно сожженное лицо, и больше я почти ни о чем не был способен думать. Но я бы точно запомнил, скажи она что-то насчет переезда в Шарлотт.
– Вы думаете, что она там? А вдруг она нашла там работу и новую квартиру?
Может, она и бросила меня.
Я наблюдал, как Маркус пьет свою колу с орехами. И боялся, что сблевану.
– Все это совершенно непонятно, Кит, – сказал Маркус. – Но дает полиции возможность продолжить поиски.
– Верно, – кивнул Флип с таким видом, будто все было лучше некуда. – Нужно обо всем рассказать частному детективу. Пусть он тоже знает.
Я откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок.
– Все это такой бред, – сказал я, вставая. – Я ухожу.
– Держись, Кит, – посоветовал Флип. – Нам нужно еще раз обыскать дом.
– То есть трейлер? Груду ржавчины, которую она оставила мне, прежде чем сбежать…
– Как по-твоему, зачем ей такая большая квартира? – оборвал меня Маркус. – Для нее одной? Сомневаюсь. Полагаю, в ее планы входил и ты.
– Почему же тогда она не посвятила меня в свои планы?
У меня отказывались работать мозги, чтобы осознать все, что сейчас произошло.
Я хотел все рассказать Джен. Хотел забраться к ней в постель и выложить все как есть. Она не засыплет меня вопросами. Просто выслушает и будет обнимать меня, как может только она. Словно я неиспорченный товар. Мы могли бы заняться сексом. Но сейчас меня это не волновало, что о чем-то говорило.
Я просто хотел что-то для кого-то значить.
57. МэггиВ тот день, когда умерла Мэдисон, я оставалась в больнице допоздна. Не хотела ехать домой. Хотела остаться в педиатрическом отделении с людьми, которые понимали, что я чувствовала. Даже когда началась новая смена и Тэффи ушла, я осталась. Думаю, Тэффи чувствовала свою вину за то, что оставила меня с Мэдисон, когда та умирала, и я пыталась дать всем понять, что со мной все в порядке. Настолько в порядке, чтобы беспокоиться за Джоанну. Она полностью расклеилась, поняв, что оставила дочь всего на пятнадцать минут за последние сутки и совершила непоправимую ошибку. Не я должна была остаться с ней, а ее мама. И все же никто не виноват.
После ухода Тэффи на дежурство заступил Тони, один из медбратьев. И узнав, что случилось, вызвал социального работника, чтобы поговорить со мной и убедиться, что со мной все нормально. Она была хорошенькой женщиной лет тридцати с лишним, которая уже уходила, когда Тони ее вызвал. Она пришла в игровую с сумочкой и свитером, и я ужасно расстроилась, потому что из-за меня ей пришлось остаться.
– Я в полной норме, – заверила я, садясь по ее просьбе в качалку.
Она устроилась за столом игровой и положила рядом сумочку и свитер.
– Тони сказал, что вы должны были уйти в пять, – сказала она. – А сейчас начало седьмого. Почему вы не вернулись домой?
– Просто хотела остаться. Родители некоторых детей не смогли прийти сегодня вечером. Я могу им почитать, показать кино или…
– Кто дома?
– Что?
Я не поняла, говорит она о моей семье или о семьях маленьких пациентов.
– Если сейчас вы отправитесь домой, кто вас встретит?
– Мать и брат. Возможно, дядя.
– Они вас понимают? Вы можете поговорить с ними по душам?
– Разумеется.
– Тогда что, по-вашему, держит вас здесь?
– Я уже говорила. Я смогу помочь, если останусь.
Она слегка улыбнулась:
– Какими бы добрыми и любящими ни были ваши домашние, они не знали Мэдисон. Зато ее знали все, кто работает здесь. Верно?
Я поколебалась. Не то чтобы все в педиатрическом отделении говорили о Мэдисон, просто я чувствовала, что если выйду из двери, то потеряю момент единения с ними.
– Верно, – призналась я.
– Вы сегодня плакали?
Я покачала головой.
– А если пойдете домой, как по-вашему, будете плакать?
– Да. Я в этом уверена, хоть и не хочется.
Она кивнула, и я подумала, что эта женщина точно понимает, что я испытываю.
Она сунула руку в сумочку и вытащила визитку. Написала на ней номер телефона и протянула визитку мне.
– Я ухожу до завтра, но это номер моего сотового. Если посчитаете, что вам нужно с кем-то поговорить, позвоните. А сейчас вам нужно ехать домой.
Я покачала головой. Но, судя по выражению ее лица, спор выиграет она.
– Да, – твердо сказала она, вставая. – Вам нужно домой, Мэгги.
Я не шевельнулась, пока она надевала свитер.
– Я слышала о вас много хорошего. Думаю, это здорово, что вы проводите здесь много часов, и вы действительно заслужили уважение здешних работников. Но часть умения быть хорошим, ответственным социальным работником – это способность заботиться о себе в подобной обстановке, которая может истощить вас физически и нравственно. Конечно, можно заснуть прямо здесь, в этом кресле, но утром это только усилит скорбь. Вам нужно найти другие способы справляться с ней. Понятно?
Она протянула руку. Я встала и пожала ее.
– Хорошо, – кивнула я. Мне по-прежнему не хотелось уходить. Я не собиралась искать «другие способы справиться». Но я знала, что она права. Невозможно вечно скрываться в педиатрии.
Я брала свою куртку в раздевалке волонтеров, когда услышала какой-то шум на посту медсестер. Вышла и обнаружила Руди, отца Мэдисон, встрепанного, помятого и краснолицего. Он орал, размахивая руками.
