Меган Пол - Возлюбленная Немезида
Взглянув на сестру, Флоренс не заметила в ее лице ни тени укора. Ей стало чуть легче на душе. Роуз улыбалась; ее глаза полнились пониманием и любовью. Если бы она сама могла простить себя. За прошедшие пять месяцев не было ни дня, когда она не проклинала бы свой поганый язык.
Они сидели в уютной гостиной Роуз и в ожидании прибытия Хлои пили кофе. На улице стояла зима, но в комнате царила летняя атмосфера тепла и света — благодаря солнечной гамме убранства и, разумеется, центральному отоплению.
Правда, нельзя сказать, чтобы милая обстановка как-то поднимала ей настроение. Пожалуй, даже наоборот. В окружении красоты и комфорта она с особой остротой ощущала неадекватность своих всклокоченных чувств — страха и гнева на себя. Она стояла пред лицом тяжелого испытания, хотя конечно же никто не собирался подвергать ее мучительным пыткам, в связи с чем оставалось только удивляться, почему она вдруг разнылась, как ребенок. Тем более что для нее это уже не первое испытание и к тому же не самое страшное. Бывали и пострашнее.
— Ты слишком сурова к себе, Фло. — Роуз ободряюще потрепала ее по руке.
Флоренс была благодарна сестре за поддержку. Рассказ о собственных несчастьях дался ей с трудом, поскольку для Роуз Джекоб являлся родственником и та была искренне привязана к нему. Флоренс не покидало мерзкое ощущение, что из нее извергается грязный поток злости и предрассудков, который не может вызывать сочувствия у ее слушательницы, ибо призван создать впечатление, что во всем виноват один Джекоб.
А он и действительно виноват.
— С кого же мне еще спрашивать? — улыбнулась Флоренс, пожимая плечами. Ей не хотелось расстраивать Роуз, которая вот уже некоторое время участливо внимала ее горестям, и тем более не хотелось навязывать ей свои предубеждения. — Прежде всего, нечего было распускать язык… а если уж ляпнула, так следовало тут же извиниться и сказать правду. В конце концов, он поступил по совести. Не бросил на произвол судьбы жену и нерожденного ребенка. Мне хотелось бы думать, что я на его месте поступила бы так же. Как бы сильно ни любила третье лицо.
— Ох, Фло, как это все ужасно, — промолвила Роуз, поднимаясь со своего места и плывущей походкой направляясь к сестре. Она села рядом и обвила ее своими тонкими, но на удивление сильными руками.
Флоренс, с благодарностью всхлипывая и шмыгая носом на ее груди, только теперь осознала, как долго она таила и давила в душе свое горе. С тех самых пор, как в "ягуаре" зависло гнетущее молчание и профиль Джекоба обратился в каменную маску боли и гнева.
— Значит, он очень огорчился? — спросила через некоторое время Роуз, подавая Флоренс коробку с салфетками.
— Да, — ответила она, промокая глаза и вновь содрогаясь при воспоминании о том, как ее живой, энергичный возлюбленный на глазах превратился в робота. — Даже скрыть не смог, при всем его таланте. Кто бы подумал, что он так остро отреагирует на известие об избавлении от его ребенка… И тем не менее это факт. Полагаю, он до сих пор мне простить не может.
— Он что-нибудь сказал? Вообще?
— На эту тему нет, — мотнула головой Флоренс, представляя в воображении сцену, которую она старалась всячески вымарать из своего сознания. — Он обращался ко мне только в случае крайней необходимости: спрашивал, сделать ли остановку на станции обслуживания и тому подобное, а так все время молчал.
— О Боже… — пробормотала Роуз, вытаскивая из коробки салфетку для себя. Флоренс еще больше приуныла. Ее рыжеволосая сестра легко поддавалась сентиментальности, и, естественно, вся эта грустная история не оставила ее равнодушной.
— А когда мы приехали в Лондон и остановились у моего дома, он отнес в квартиру мои вещи и сказал только: "До свидания, Флоренс. Береги себя. Думаю, нам лучше не встречаться больше". Потом поцеловал меня в щеку и ушел. — Теребя в руке салфетку, она смотрела в одну точку, и Роуз пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Флоренс ответила: — С тех пор я его не видела и даже толком ничего не слышала о нем… Я знаю, "Возлюбленная Немезида" наделала много шуму: было много откликов в прессе, но я просто затыкала уши и закрывала глаза. Даже свою собственную статью о нем не перечитывала.
— Поэтому и в Америку уехала?
— Да! — Флоренс вспомнила свою командировку в США, куда она отправилась на несколько месяцев работать по обмену в американской редакции журнала "Современная женщина". В общем и целом поездка принесла ей удовлетворение: радость доставили и новые профессиональные успехи, понравился и сумасшедший Нью-Йорк. Однако новые впечатления не затронули романтического сердца, обратившегося в мертвую зону, не подверженную чувствительности. — Командировка пришлась как нельзя кстати. Энни предложила ее так, между прочим, не имея в виду ничего конкретного и уж тем более не ожидая, что я ухвачусь за ее предложение руками и ногами и на третий день умчусь, только меня и видели. — Флоренс взглянула сестре прямо в лицо. — Она, как и ты, Рози, возлагала большие надежды на мои "несколько дней в деревне". — Роуз, в отличие от Флоренс не практиковавшая методику самоконтроля, густо покраснела. — Признайся, Роуз, ты ведь ждала, что мы с Джекобом вернемся из Озерного края милой парочкой, верно?
— Ждала, — согласилась Роуз. — Была почти на сто процентов уверена, что это произойдет. — Она передернула хрупкими плечиками. — Что лишний раз подтверждает, сколь мало я разбираюсь в мужчинах и межличностных отношениях.
В ее глазах появилось мечтательное выражение, заинтриговавшее Флоренс, но она понимала, что проявление любопытства в данном случае — это признак малодушия, трусливая попытка отвлечь внимание от собственных невзгод. Дилемма разрешилась сама собой: зазвонил домофон.
— Поднимайся, Хлоя, — пригласила Роуз ожидаемую гостью.
— Давненько не виделись. Итак? — обратилась Хлоя к Флоренс, когда три женщины устроились в гостиной с чашечками кофе. Самая юная из присутствовавших Тревельянов, как всегда, небрежно щеголяла своей чарующей красотой, и Флоренс, как всегда, восхищалась ее умением обратить свою сказочную внешность в художественное творение. — Давай просвещай меня, да со всеми подробностями.
Неохотно, но зная, что это необходимо, Флоренс пересказала печальную сагу, которую недавно поведала Роуз: интервью, путешествие в Пенрит, ужасное возвращение в Лондон и сопутствующие каждому этапу бурные переживания. Второй раз рассказывать было легче, потому что Хлоя, как и Роуз, оказалась чуткой слушательницей. Она кивала время от времени, задумчиво потирала свой точеный подбородок костяшкой длинного ухоженного пальца, но вопросов не задавала и не прерывала вздохами и восклицаниями.
