Гийом Мюссо - Бумажная девушка
Все еще ошеломленный, он крутил книгу в руках.
Да, роман есть, но в каком состоянии…
Букинист понял его замешательство.
– Если вы хотите ее реставрировать, я могу посоветовать вам нужного человека, – предложил он, протягивая Мило визитную карточку.
* * *Пристройка монастыря Сен-Бенуа. Где-то в Париже
В монастырской переплетной мастерской сестра Мари-Клод внимательно осмотрела книгу, которую ей доверили. «Тело» книги было избито и контужено, а обложка из искусственной кожи сильно повреждена. Реставрация, которую ее попросили сделать, казалась монахине сложной, но она решительно взялась за дело.
Для начала сестра Мари-Клод аккуратно расшила книгу. Потом с помощью увлажнителя толщиной не больше шариковой ручки она обработала роман тонкой струйкой пара, температура которого высвечивалась на цифровом экране. Влажное облако проникло в бумагу и разделило слипшиеся страницы. Намокнув в реке, страницы стали хрупкими, часть текста размыло. С огромной осторожностью монахиня вложила листы промокательной бумаги между страницами, потом поставила книгу стоймя и с бесконечным терпением начала «возвращать ее к жизни» с помощью фена.
Несколько часов спустя страницы снова можно было довольно свободно переворачивать. Сестра Мари-Клод тщательно проверила их одну за другой, каждый раз убеждаясь в том, что работа сделана хорошо. Она заново приклеила отклеившиеся фотографии и крохотную прядь волос, похожих на перышко из крыльев ангела. Наконец, чтобы придать книге прежнюю форму, монахиня оставила ее на всю ночь между пластинами пресса.
На другой день сестра Мари-Клод создала для книги новую обложку. В уединении мастерской, окруженная тишиной и спокойствием, она работала целый день с хирургической точностью, чтобы сделать обложку из крашеной телячьей кожи, которую она дополнила этикеткой из кожи ягненка и на ней золотыми буквами вывела название.
В 19 часов молодой американец со странным именем постучал в дверь монастыря. Сестра Мари-Клод вернула книгу Мило, который осыпал такими комплиментами ее работу, что она не могла не покраснеть…
* * *– Просыпайся! – приказал Мило, тряся меня за плечо.
Черт побери!
Я снова заснул перед экраном ноутбука в палате Билли, которую она занимала до второй операции. Я всегда проводил здесь ночь с молчаливого согласия персонала.
Шторы были опущены, комнату слабо освещал ночник.
– Который час? – спросил я, протирая глаза.
– Одиннадцать ночи.
– А день недели какой?
– Среда.
Мило не удержался и насмешливо добавил:
– Прежде чем ты меня спросишь, год у нас две тысячи десятый, и Обама все еще наш президент.
– Гм…
Когда я погружался в историю, мои временные ориентиры обычно путались.
– Сколько страниц ты написал? – спросил Мило, пытаясь заглянуть в текст через мое плечо.
– Двести пятьдесят, – сказал я, опуская крышку ноутбука. – Я на середине.
– Как дела у Билли?
– Она по-прежнему в реанимации, под наблюдением.
Мило торжественно достал из подарочного пакета книгу в роскошном переплете.
– У меня для тебя подарок, – таинственно произнес он.
Я не сразу понял, что это мой собственный роман, который они с Кароль искали по всему миру.
Книга была качественно отреставрирована, у нее появилась кожаная обложка, теплая и гладкая на ощупь.
– Билли больше ничего не угрожает, – заверил меня Мило. – Теперь тебе остается только закончить твою историю, чтобы вернуть эту девушку в ее мир.
* * *Прошли недели и месяцы.
Октябрь, ноябрь, декабрь…
Ветер унес упавшие на тротуар пожелтевшие листья, и тепло осеннего солнца сменилось зимним холодом.
В кафе убрали столики с террас и зажгли на террасах жаровни. Продавцы каштанов появились у выходов из метро, где одинаковым движением прохожие натягивали шапки и плотнее кутались в шарфы.
Увлеченный порывом, я писал все быстрее и быстрее, набирая текст, почти не переводя дух, захваченный историей. Теперь я был в большей степени ее игрушкой, чем творцом, загипнотизированный значками номеров страниц, появлявшимися в нижнем углу экрана: 350, 400, 450…
Билли выдержала удар и успешно прошла «испытание сердца». Сначала ее отключили от аппарата искусственной вентиляции легких, убрав из горла трубку и заменив ее кислородной маской. Затем Клузо начал постепенно уменьшать дозы обезболивающих, удалил дренажи и катетеры, с облегчением увидев, что бактериологические пробы не показали новых следов инфекции.
Потом Билли освободили от повязок и прикрыли швы прозрачной пленкой. С течением времени шрам стал менее заметным.
Она начала самостоятельно пить и есть. Я видел, как она сделала первые шаги, потом первый раз поднялась по лестнице под присмотром кинезиотерапевта.
Ее волосы у корней приобрели прежний цвет, а к ней самой вернулась улыбка и жизнелюбие.
Семнадцатого декабря Париж проснулся под первыми снежинками, которые все утро спускались на город.
А двадцать третьего декабря я поставил последнюю точку в моем романе.
36. Последний раз, когда я видел Билли
Очень большая любовь – это две мечты, которые встретились и как заговорщики до последнего убегают от реальности.
Ромен ГариПариж. 23 декабря. 20 часов
Рождественская ярмарка была в разгаре. Билли крепко прижалась к моей руке и позволила вести ее мимо маленьких белых шале, установленных между площадью Согласия и круглой площадью на Елисейских полях. Колесо обозрения, иллюминация, ледяные скульптуры, ароматы горячего вина и пряников придавали улице что-то волшебное и феерическое.
– Ты решил подарить мне пару обуви? – воскликнула Билли, когда мы проходили мимо роскошных бутиков на авеню Монтеня.
– Нет, я веду тебя в театр.
– На спектакль?
– Нет, на ужин.
Мы дошли до Театра Елисейских полей с облицованным белым мрамором фасадом, на лифте поднялись в ресторан, расположенный на верхнем этаже здания.
В строгой обстановке соединялись дерево, стекло и гранит. Зал был оформлен в пастельных тонах, подчеркнутых колоннами цвета сливы.
– Желаете что-нибудь выпить? – спросил метрдотель, усадив нас в одной из маленьких ниш, задрапированных шелком и располагавших к уединению.
Я заказал два бокала шампанского и вынул из кармана плоский серебристый футлярчик.
– Я выполнил обещание, – сказал я, передавая его Билли.
– Это украшение?
– Нет, не увлекайся…
– Это же флешка! – воскликнула она, снимая маленький колпачок. – Ты закончил роман!
