Сесилия Ахерн - Год, когда мы встретились
Ставим стол в маленьком патио рядом с кухней, расставляем вокруг него стулья, которые ты уже успел сюда перенести.
– Эми возвращается, – говоришь ты.
– Потрясающая новость. – Мне с трудом удается справиться с волнением.
– Да, – киваешь ты, но я бы не сказала, что очень радостно. Скорее озабоченно. – Мне нельзя снова облажаться.
– Ты и не облажаешься.
– Надеюсь, ты мне не позволишь.
– Ни в коем случае. – Я тронута, что ты так мне доверяешь.
Мы возвращаемся в сад перед домом. Финн сидит в машине и настраивает стерео, пытаясь найти подходящую музыку.
– О, ты починил проигрыватель.
– Да он и не был сломан, – смущенно признаешься ты.
– Но ты же говорил… ладно, не важно.
Ты понимаешь, что прокололся. Насчет «Ганз н’ Роузес» у тебя в машине. Вздыхаешь.
– Отец нас бил, меня и маму. В тот день, когда мы наконец от него избавились, мама включила «Город-рай» на полную громкость, и мы с ней вместе танцевали на кухне. Никогда не видел ее такой счастливой.
Песня твоего освобождения. Я знала, что она что-то символизирует, что ты не просто так всегда именно под нее возвращался по ночам домой, мчась по дороге, словно после долгой разлуки наконец снова увидишь жену и детей. Но в последний момент ты обнаруживал, что дверь заперта, хотя это далеко не всегда было так на самом деле.
– Спасибо, что рассказал мне.
– Ну и еще она заглушала «Любовь – это поле боя»[8], – усмехаешься ты. – Что? Каково мне каждый день слушать, как ты ее завываешь. А если окна открыты, так я иногда даже вижу, что ты поешь в щетку для волос. И кошмарно извиваешься в стиле восьмидесятых.
– Я не пою в щетку для волос, – возражаю я.
Ты улыбаешься с тревогой, и я понимаю – ты пытаешься свести к шутке свое признание. По-другому ты не умеешь.
– Я пою в дезодорант, чтоб ты знал. Он больше похож на микрофон.
Бросаю взгляд на свой дом и вижу, что Санди наблюдает за нами из окна спальни. Поняв, что я его заметила, тут же исчезает.
– Сегодня знаменательный день, – говорю я, и ты вопросительно на меня смотришь. – Все, мой отпуск закончился.
Похоже, ты слегка удивлен.
– Вот оно что. Здорово.
– Я подумала, может, ты из-за этого стол перетаскиваешь.
– Нет. Просто показалось, что так будет правильно.
Мы оба смотрим на вмятины, оставшиеся от ножек стола. Надо тебе будет заново посеять здесь траву.
– Ты уже что-то себе подыскала?
– Нет.
– Найдешь.
– Угу.
– Обязательно. Ты утратила уверенность в себе, но она вернется, не сомневайся.
Я понимаю, это не пустые слова, ты говоришь со знанием дела.
– Спасибо.
– Ну что же. Это был интересный год. – Протягиваешь мне руку. Я молча смотрю на нее, потом пожимаю, а потом делаю шаг и обнимаю тебя.
Мы стоим, обнявшись, у тебя в саду, на том месте, где раньше был стол.
– Ты так мне и не сказала, чем я тебя обидел, – тихо говоришь ты мне куда-то за ухо. – Что я сделал такого плохого. Но я, кажется, понимаю.
Я замираю, не зная, что ответить. Уже давно я не думаю о тебе как о том, кого когда-то так долго ненавидела. Мы оба не размыкаем объятий, наверное, потому, что так проще – не смотреть друг другу в глаза. Я чувствую твое горячее дыхание у себя на шее.
– Это связано с Хизер, правда?
У меня подпрыгивает сердце, и я уверена, что ты это чувствуешь. Я себя выдала.
– Прости меня.
Сначала я поражаюсь, что ты извинился, а потом вдруг понимаю, что мне уже это и не нужно. Ты целый год показывал мне, что просишь прощения, что вовсе и не хотел меня обижать. И сейчас это больше не имеет значения. Ты прощен. Я высвобождаюсь из твоих рук, целую тебя в лоб, а потом иду через дорогу к своему дому.
Мадра что-то с остервенением выкапывает в саду, у нас с ним уже были серьезные разговоры на эту тему. Санди оделся и стоит в дверях. Он машет тебе рукой, и ты машешь ему в ответ.
– Мадра! – кричу я. – Нет! Милый, ну что же ты ему позволяешь… о, мои цветы!
Пес роет яму рядом с табличкой, которую Санди мне подарил, с надписью «Чудеса растут там, где посажены их ростки», и я встаю на коленки, чтобы забросать яму, как вдруг замечаю в земле металлическую коробочку, небольшой сундучок с сокровищем.
– Что это?.. Санди, смотри!
Но он улыбается, и я понимаю, что он отлично знает, что там. Встает на одно колено и ласково говорит:
– Открой ее.
И я ее открываю. Да-да-да, я ее открываю.
Этот год сильно меня изменил. Нет, внешне ничего не заметно, разве что я чуть-чуть постарела. Но внутри я сильно изменилась. Я это чувствую. Это похоже на волшебство. И мой сад – это мое зеркало. Он был бесплоден и гол, а теперь цветет и плодоносит. Он полон жизни и сил. Надеюсь, то же можно сказать и обо мне. Что-то безвозвратно ушло, осталась лишь оболочка, за которую я наконец перестала цепляться, и теперь из этой оболочки растет живая Джесмин.
Мир полон постоянных превращений, мы порой не успеваем их отследить, и тогда это похоже на чудеса, которые творит искусный фокусник. Мои изменения не были мгновенны, они проходили нелегко и даже болезненно, но я, как и все мы, меняюсь – не всегда осознанно. Оглядываясь назад, мы думаем: «Кто был тот человек?», а глядя вперед, размышляем: «Кем я стану?» Где та грань, та точка невозврата, когда наше прошлое «я» превращается во что-то следующее? Память помогает нам осознавать свой путь, отмечать важные вехи, запечатлевает то, где мы были, и говорит нам, где мы есть. Конечная точка нам неведома, мы лишь отмечаем момент перехода.
Это не только мое путешествие и не только история обо мне и превратностях моего пути, на котором нашелся человек, сумевший мне помочь. Это история о тебе и обо мне, о наших падениях и взлетах. Не знаю, была бы я сейчас тем, кто я есть, если бы не ты, хотя, возможно, ты и не считаешь, будто что-то для меня сделал. В большинстве случаев и не надо ничего намеренно делать, чтобы рядом с нами кто-то изменился, достаточно просто быть. Я отреагировала на тебя. Ты на меня повлиял. Ты мне помог. Ты был потрясающим другом, чутким и добрым. Как-то раз, ты, наверное, этого и не помнишь, потому что был сильно пьян, – в одну из наших долгих, холодных, мрачных ночей, когда мы сидели за твоим садовым столом, – ты сказал, что снова и снова оказываешься перед закрытой дверью, а я снова и снова тебя впускаю. И я ответила тебе очень просто, не поняв тогда настоящего смысла твоих слов, – да, ты же дал мне ключ.
