Розмари Роджерс - Лабиринты любви
Сара взглянула на Серафину, казалось, глубоко погруженную в мрачные мысли; тонкие загрубевшие пальцы машинально перебирали четки; глаза глядели куда-то в пространство. Да, настала пора все разложить по полочкам и хорошенько обдумать!
– Поверьте, ему следовало бы брать ее с собой, несмотря ни на что. Вероятно, герцогине не хватало развлечений, светского общества, возможности покрасоваться в новых нарядах и драгоценностях в театральной ложе или на вечеринках. Он мог бы даже свозить ее к… нет, тогда вряд ли были специалисты по проблемам брака… ну хотя бы к психологу, который взялся бы ей помочь. Она ведь была еще так молода, и все, наверное, еще наладилось бы!
Времена тогда были очень тревожные, столько перемен за такой короткий срок! А вскоре разразилась война, и жизнь превратилась в ад! Ах, сколько бед, сколько несчастий. Хотя в какой-то момент – герцог тогда был в отъезде – мы надеялись, что все поправится. Ребенок немного подрос, и тогда, возможно, от скуки, герцогиня позволила приводить его в свои покои. Даже подружилась с кормилицей и подолгу болтала о чем-то с этой простой невежественной женщиной с гор, потерявшей собственное дитя. Только не к добру была эта странная дружба, не к добру и плохо кончилась…
– Но вы несправедливы! – возразила Сара. – Несчастная одинокая женщина искала собеседника, с кем она могла бы поделиться своими бедами, и наконец нашла хоть в ком-то сочувствие, и что в этом плохого? А что касается малыша – вы сами сказали, она все-таки его признала.
Голос Серафины стал глуше, словно экономка внезапно охрипла. Пальцы конвульсивно сжали четки.
– Она считала его чем-то вроде игрушки – то ласкала и целовала, то отталкивала. А насчет дружбы… У этой женщины оказался брат, один из местных подлых дикарей – бандитов, нападавших исподтишка на беззащитных и неосторожных путников. Они познакомились…
– И это он стал отцом Анджело? – выпалила Сара, не успев сдержаться. Ну что за дура безмозглая! Лучше бы она себе язык откусила!
Но Серафина, казалось, совершенно неудивленная, только укоризненно поглядела на раскрасневшееся личико девушки, облепленное мокрыми прядками волос.
– Да, и можно сказать, этот Анджело истинный сын своего отца…
– Как и матери, конечно, – парировала немного пришедшая в себя Сара. – Бедный Анджело! Если кто-то и достоин жалости, кроме заблудшей глупышки герцогини, так именно он! Лишиться родины еще в детстве! Попасть в чужую страну! И тогда… то есть теперь…
– Анджело вечно мутит воду, синьорина! От него одни неприятности! Прошу прощения, синьорина, но он просто спекулирует на том… на своем положении. Бессовестно пользуется великодушием герцога в полной уверенности, что не будет наказан за все свои наглые выходки! Он вернулся из Соединенных Штатов лишь потому, что успел и там набедокурить. Кто, спрашивается, виноват в том, что он пошел по кривой дорожке? И даже не попал в тюрьму, как остальные преступники, нет, герцог сделал все, чтобы Анджело вернулся сюда свободным человеком! А с тех пор, синьорина… умоляю вас, будьте осторожны! Не доверяйте этому прохвосту, который шныряет здесь по ночам, потому что пользуется своей безнаказанностью! Похоже, я слишком разболталась и позволила себе распустить язык, но все только ради моего мальчика, синьорина, того самого, который рос, зная, что мать не любит и не желает его, и в конце концов бросила без малейших угрызений совести. Ах, синьорина, иногда у детей остаются в душе неизгладимые шрамы на всю жизнь, даже когда они становятся взрослыми мужчинами, умеющими скрывать подлинные чувства…
Глава 35
С самого детства Сару учили мыслить здраво и, разумеется, рационально. Твердили, будто эмоции – нечто такое, что следует обнажать и тщательно и беспристрастно анализировать, словно микробов под микроскопом. И самое главное, необходимо рассматривать явления в широком аспекте и, уж конечно, стараться увидеть в истинном свете. И до последнего времени она весьма преуспела в этом, не правда ли? Саре стоило бы больше доверять себе и пытаться объяснить все с позиций справедливости, вот как сегодня, с Серафиной. Ну и странный же выдался денек! Хорошо еще, что она по крайней мере старалась отвечать откровенностью на откровенность, хотя, говоря по правде, даже напрягая воображение, ей не удалось представить Марко маленьким мальчиком!
– Серафина, да взгляните же трезво на вещи!
Запах душистой соли для ванн внезапно показался назойливо-приторным, и Сара, вздрагивая, выбралась из воды и поспешно завернулась в махровую простыню, протянутую экономкой. При этом она мельком заметила себя в зеркале, но решительно отвернулась.
– Я… поверьте… я благодарна за все, что вы мне рассказали, но видите ли… – Чуть помедлив, Сара продолжала, стараясь говорить спокойно и рассудительно: – Поймите же, теперь все совершенно по-другому. Ведь я, в конце концов, не его жена – вы не хуже меня понимаете, зачем он привез меня сюда и в кого превратил… пусть даже я и сама позволила так с собой обращаться, идиотка несчастная. Я не… поверьте, мне некого винить, кроме себя. Следовало бы…
Поспешно прикусив губу, чтобы не разразиться горькой исповедью, Сара стала энергично вытирать волосы, так что из-под пушистого полотенца ее почти не было слышно:
– Надеюсь, вы, так же как и я, сознаете, что мне необходимо как можно скорее бежать отсюда! Положение становится невыносимым! Не собираюсь служить для него забавой, девочкой для развлечений, пусть он и заявляет, что не отпустит меня, пока не надоем. Неужели не видите? Ради всего святого, как можно сравнивать меня с матерью Марко, бросившей его, не говоря уже о том, что я не испытываю никаких сильных чувств к бедняге Анджело, но если он – единственный, кто согласен помочь мне скрыться, значит, я приму его предложение.
Серафина в отчаянии заломила руки.
– Но, синьорина, пожалуйста! – умоляюще пробормотала она. – Поверьте, я рассказываю это лишь потому, что ужасы прошлого все еще преследуют его светлость. У герцога много недостатков, но у кого их нет! Он кажется суровым и неумолимым, но каким еще должен быть человек, ставший мужчиной задолго до срока! Едва ли не с ранней юности он принял на себя обязанности главы семьи. Клянусь Пресвятой Девой, ни я, ни другие слуги еще не видели его таким.
Обычно невозмутимая, Серафина сейчас в волнении металась по комнате и, пресекая попытки Сары возразить, нетерпеливо взмахнула рукой:
– Я уже сказала, что он в жизни не привозил сюда ни одну женщину… По его лицу никогда не поймешь, о чем он думает! Не выказывает ни радости, ни гнева. И дворец он не любил и старался не оставаться в нем надолго. Но с того дня, как привез вас сюда… его словно подменили! Никак не угадаешь, что на него найдет! А уж если разозлится – даже камердинер, который служит ему больше пятнадцати лет, только головой качает. И он… его светлость, забросил все дела, которые так много для него значили раньше, чтобы проводить с вами больше времени. Да-да, синьорина, именно так! Прошу, не уезжайте, пусть даже вы сейчас поругались. Ведь обычно ссорятся те, кто неравнодушен друг к другу, верно?
