Хербьёрг Вассму - Бегство от Франка
— Не надо ничего себе воображать, Франк. Поговори лучше о своих делах с Аннемур. А сейчас я кладу трубку, — сказала я, довольная своей последней фразой.
Когда я нажала на красную кнопку, у меня дрожали руки. Я уронила блокнот в корзину для бумаг. После всех этих месяцев я наконец-то услышала его голос! И наговорила ему массу глупостей! Совершенно бессмысленных. Вместо того, чтобы сказать что-нибудь, что могло бы утешить нас обоих и помочь нам. Меня поразила мысль, что разговоры почти всегда бывают такими глупыми. Особенно по телефону. Беспомощные звуки, не имеющие никакого смысла, болезненное желание оказаться рядом и вместе с тем невозможность удовлетворить простейшую потребность — прикоснуться к тому, с кем говоришь. Единственное, что оправдывает телефон, — возможность послать деньги или договориться о чем-нибудь практическом. А что еще? Ледяные звуки, хрипы и щелчок, за которым следует полная пустота. Телефон — важнейший предмет, с помощью которого человек может продемонстрировать свою беспомощность и одиночество. Зачем я вообще позвонила ему?
Что, собственно, Франк сказал мне? Спросил ли он, где он может со мной встретиться? Да! И я никак не откликнулась на его приглашение!
Но через минуту я подвела итог: он сказал, что хотел бы увидеться со мной, но вспомнил ли он при этом о своем разговоре с Аннунген? Нет!
Фрида права. Франк не изменился. И могла ли я, в таком случае, спокойно отнестись к тому, что Аннунген уезжает домой, чтобы по-прежнему жить с Франком?
Вечером мы гуляли по берегу, сидели на скамейке и смотрели на кошек, которые, наверное, живут среди камней мола. Их было много. Люди кормили их в определенных местах, так нам, во всяком случае, казалось.
— Интересно, это те же самые кошки, которых мы видим в парке, когда стемнеет? Они просто перемещаются туда с наступлением темноты? — спросила Аннунген, глядя на жирное, купающееся в море солнце.
— Да, кошки не позволяют собой управлять, — сказала я. — Они не ходят на поводке. Но едят из тех рук, которые предлагают им еду.
— И из нескольких возможностей всегда выбирают лучшую, — вмешалась в разговор Фрида.
— Я читала, что в прошлом веке группа художников называла себя «Сиджесскими кошками». Они жили здесь и стали, так сказать, собственностью города, но имен их я не помню. Одного из них точно звали Русиньоль. Я вообще плохо запоминаю фамилии, — сказала Аннунген.
— Собственностью города? Ни кошки, ни художники не могут быть ничьей собственностью, — заявила Фрида.
— Конечно, нет, но ты понимаешь, что я имею в виду, — сказала Аннунген и наклонилась к покрытому мехом созданию, которое лежало на спине, подставив солнцу брюшко.
Три кошки подошли к нам поближе. Они решили, что сейчас им дадут поесть. Полосатая, одноглазая кошка стала точить когти о старую биту для игры в мяч, которая валялась у ног Аннунген. Черно-белая уселась на большом камне и умывалась в глубочайшей задумчивости. Ну, либо пан либо пропал, подумала я. Если я не сделаю этого сейчас, я уже не сделаю этого никогда.
— Ты тоже не собственность Франка, — начала я.
Третья кошка, прищурившись наблюдала за нами, сметая с песка пыль полосатым хвостом.
— Что ты хочешь этим сказать? Почему ты вдруг заговорила о Франке? — шепотом спросила Аннунген.
— Ты не должна возвращаться к Франку. Он не изменился. Если у него нет больше дамы в Холменколлене, так есть другая. Ты заслуживаешь лучшего, — объяснила я.
— Я же сказала, что он извлек урок из моего внезапного исчезновения. Он вернулся домой. Теперь все будет иначе. Он даже сказал, что я могу еще неделю-другую позагорать на солнце. Он должен позвонить мне, когда все уладит с деньгами.
— Его обещания гроша ломаного не стоят. Разве ты этого не знаешь? — спросила я, подошла к брустверу и встала спиной к ним. Жалкая попытка исчезнуть из их поля зрения.
— Санне Свеннсен не один год была любовницей Франка, она знает, о чем говорит, — безжалостно заявила Фрида.
Море равнодушно плескалось в камнях, мимо нас со скоростью ракеты промчался мальчишка на скейтборде. Только этот звук и нарушал тишину. То недозволенное, запретное и презренное, то, что глубоко ранит и с чем нельзя смириться, было уже сказано. Мне захотелось вывалять Фриду в ближайшем кошачьем дерьме, где ей было место.
И тут я услышала то ли на смех, то ли какое-то бульканье, будто что-то кипело под плотно закрытой крышкой, отчего кастрюля могла вот-вот взорваться. Мне показалось, что горячее варево из кусочков рыбы, картофеля и овощей выплеснулось мне на шею.
— Ты пригласила меня сюда! Завоевала мое доверие и заставила рассказать тебе все о Франке и о себе — и только затем, чтобы, выбрав подходящий момент, сообщить мне об этом свинстве! Лишь для того, чтобы насладиться моим унижением! Что ты за человек?
— Мне бы тоже хотелось это узнать, — сказала Фрида.
Поделом мне. Почему-то мысль о том, что сказал бы на это Франк, подсказала мне ответ:
— Я вовсе не хотела обидеть тебя. Просто по глупости решила, что мы сможем вместе путешествовать и нам будет хорошо. И еще мне было любопытно узнать тебя поближе. Ты необычная женщина, и я могла бы многому у тебя научиться, — неуверенно сказала я и тут же поняла, что это правда.
— Почему ты сказала об этом только теперь?
— Поняла, что пришло время тебе это узнать.
— И предпочла, чтобы я мучилась, лишь бы не изменить своей проклятой честности? Ты хочешь очернить Франка в моих глазах! Но зачем? Чтобы самой утешить его? — сквозь зубы процедила Аннунген.
Пора было подставлять и вторую щеку. Я обернулась к ней и встретила два беспощадных лазерных луча. Нельзя было не увидеть, что они влажные и ослепительно синие, хотя случайная полоска туши постаралась подпортить впечатление.
— Франк и ты! Это отвратительно! Ты слишком стара для него! Как тебе удалось обкрутить его? — всхлипнула она.
— Хороший вопрос, ничего не скажешь, — вмешалась Фрида.
Я пыталась найти между камнями щель, в которой могла бы бесследно исчезнуть. Но все щели были слишком малы. Мне пришлось стоять и ждать, пока Аннунген безжалостно осматривала, взвешивала и оценивала меня. Слезы ее высохли.
— И то, что я будто бы должна была помочь тебе дописать твою книгу, ведь это тоже ложь?
— Нет, ты главное действующее лицо. Можно смело сказать, что без тебя в книге не было бы ни интриги, ни финала, — сказала Фрида.
На этот раз я была благодарна ей, что она вмешалась в мою работу. А так ли это было на самом деле или нет, не имело никакого значения.
Аннунген очень хотелось поверить мне, и Фридины слова пробудили ее интерес.
