Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя

Проходит, кажется, целая вечность молчания. Я уже почти верю, что она оставит меня в покое. Даже на секунду испытываю легкое разочарование из-за того, что она сдалась так легко.

Но я ошибаюсь.

Она вдруг поворачивается ко мне всем телом. Я чувствую ее движение, слышу, как скрипнул ее шезлонг.

— Знаешь, - говорит она, и ее голос становится тихим, почти интимным. - Я все думала, кто ты. Что он в тебе нашел. А теперь, кажется, понимаю.

Я не выдерживаю и открываю глаза.

Она в ответ снимает очки. Медленно, театрально. От нашего столкновения взглядами разлетаются невидимые раскаленные осколки, как будто налетела звезда на звезду. В ее взгляде - много, очень много презрения и любопытства. Алина нарочно медленно изучает меня с ног до головы, делает это с подчеркнутым унижением. Как будто рассматривает насекомое под микроскопом.

Я в ответ едва заметно дергаю уголком рта - подсмотренная у Форварда уловка. Он всегда так делает, когда хочет подчеркнуть, что рассмеяться изо всех сил ему мешают исключительное обстоятельства и вежливость.

Алине этот ласковый подзатыльник, ожидаемо, не нравится.

— Значит, теперь ты - его любимая зверушка, - говорит она, и слово «любимая» в ее интерпретации звучит, как оскорбление.

Хорошо, что мне все равно.

— Не понимаю, о чем ты. - Мой голос, пожалуй, звучит даже слишком ровно. Расшаркиваться с ней на «вы» я тоже не собираюсь.

Алина громко, от души смеется. На ее смех оборачиваются даже пираньи в джакузи. Она намеренно привлекает внимание, но к кому - к себе или ко мне - пока не ясно.

— Ой, не надо вот этого вот, - отсмеявшись, говорит она. - Я видела эту масочку в офисе - Май-профессиональная стерва. Здесь можешь не прикидываться. Но, знаешь, ты отлично ее носишь - даже его вокруг пальца обвела, раз перешла в категорию «новый проект».

Она говорит о Форварде. Конечно же, о нем. А я на секунду подумала…

— Я знаю его лучше, чем ты думаешь. - Алина снова затягивается электронной сигаретой, выпускает тонкую струйку дыма, как мне кажется - намеренно в меня, но я даже бровью не веду, только обмахиваюсь ладонью. - Паша всегда ищет… как это правильно сказать? Знаменоносца?

Я мотаю на ус все, что она говорит. Хотя прекрасно отдаю себе отчет в том, что она отдает себе отчет в том, что болтает, а не просто бездумно бросает слова.

— Не очень понимаю, к чему этот разговор, Алина? Пришла подлиться мудростью?

— На твоем месте я бы не выёбывалась, а внимательно слушала, - она фыркает, но я четко слышу нотки раздражения. Беру на заметку, что Вольской очень не нравится, когда от ее подачек отмахиваются. Тем более – отмахиваются как «дворняжки».

Она делает паузу, смотрит на меня в упор. Возможно, ждет, что я покаюсь, сяду как отличница и начну внимать, открыв рот. Ну что ж, не дождется.

— Нас со Славой сводили с детства, - говорит она, и высокомерие его голоса становится заметно жиже из-за раздражения и… боли? - Сводили, как племенных лошадей. Его отец, мой отец. Блестящий золотой план создания семейной империи - одно большое влияние и общие деньги. Просто представь - пока один будет проталкивать нужные ему законы, другой будет страховать, чтобы ничего из этого не дошло до суда. Сколько себя помню, я всегда знала, что однажды стану его женой, и мы будем идеальной парой - власть и деньги.

Я пользуюсь моментом, когда Алина прикладывается к шампанскому и сглатываю неприятный горький ком. Была уверена, что речь пойдет о Форварде - любой разговор о нем я бы выдержала, не прилагая усилий. Но к разговору о них со Славой подготовиться не успела. Если к такому вообще можно подготовиться.

Непроизвольно мажу ладонью по шее, точно по тому месту, где до сих пор чувствуются следы его зубов, хотя след от укуса давно прошел.

— Это должен был быть просто_бизнес_проект. - Последние три слова Алина произносит с подчеркнутой интонацией, как тост. - Как говорится - что же могло пойти не так?

Раньше меня ковырял вопрос, что же на самом деле между ними произошло, но Слава никогда не заводил таких тем, а снова ковыряться в его прошлом я не стала. Но сейчас, когда между тем, чтобы узнать, наконец правду (или ее версию глазами Алины) и тем, чтобы дальше оставаться в неведении, я бы, кажется, предпочла неведение.

— Слава он такой… - Алина вздыхает, морщит нос и резко запрокидывает голову. Похоже на попытку сдержать слезы. - С ним невозможно «строить стратегическую семейную империю». В него просто влюбляешься - а потом эта любовь тебя разрушает.

Я чувствую острое желание сделать то же самое, что секунду назад сделала она. Именно поэтому даже не шевелюсь.

— Он весь такой… знаешь, идеальный. Хороший. Сначала теплый как солнышко, к которому тянешься, потому что очень хочется погреться, а потом вдруг это ебучее солнышко начинает жечься. Потому что они с Пашей слишком похожи - яблоко от яблони даже не откатилось. Оба такие же упрямые и оба не умеют прощать. Никогда. Никого.

Ее слова не причиняют боль.

Он просто хирургически точно вскрывают мою собственную опухоль.

Я знаю, что не простит.

Просто… теперь я знаю это окончательно.

— Все было бы лучше, если бы между наим ничего не было - на камеру мы играем красивую историю, а потом разъезжаемся каждый по своим любовникам. Империи ломают не шторма, а чувства, знаешь? Потому что вместо того, чтобы играть свою партию, вы вдруг начинаете играть против - своих родителей, мира, всех.

Уговаривать себя видеть в ней просто красивую куклу становится все сложнее.

— Слава не захотел в политику. Они с Пашей сильно поругались. Очень сильно. Он просто взял – и свалил. Срать хотел на все планы Вольских и Форвардов. Вот так запросто отказался от отцовских денег и связей. А я… - Алина смотрит на меня, облизывает губы, как будто ждет, что я сама добавлю недостающий пазл в ее историю. Продолжает с кислой улыбкой, предназначающейся явно не мне, а кривому зеркалу прошлого, в которое сейчас смотрится. - Я не смогла. Жить в маленькой квартире, забыть про то, что у меня на карте безлимит. Меня посадили на стульчик, как нашкодившую девчонку, и сказали, что я должна вернуть строптивого коня в стойло.

Кто именно усадил - и так понятно.

Я ёрзаю в шезлонге, чувствуя направленные в нашу стороны взгляды стайки из джакузи. Они уже давно перестали делать вид, что не подслушают.

— Ты даже не представляешь, как я старалась, боже. Уговаривала, рассказывала, что ему будет очень идти пиджак и кресло в высоком кабинете. Но это было абсолютно бесполезно.

Мысленно киваю - я знаю, какой Дубровский упрямый.

Хочется спросить, на каком этапе он надел кольцо ей на палец и был ли ребенок, но не приходится - Алина продолжает, и на этот раз слова рвутся из нее с нервными драматическими паузами.

— Я соврала ему про беременность. Прикинь. Как в дешевом сериале. Он тут же сделал мне предложение - я все знала, и заранее сделала так, чтобы там «случайно» оказались журналисты. Потом просто уговорила, что не случится ничего страшного, если наш маленький момент счастья попадет на камеры. «Мы же все равно теперь поженимся, Слава». - Последние слова она произносит нарочно кривляясь, изображая слишком гламурную куклу. - Ему даже в голову не пришло, что прежде чем предлагать кому-то руку и сердце, надо сначала убедиться, не пиздят ли тебе. Но, увы, блестящая тупорылая идея заставить его слушаться семью ради блага своей будущей, с треском провалилась.

Ее голос и лицо скисают буквально на глазах.

Алина нервно затягивается, смотрит на остатки шампанского на дне бокала и кривится. Но не допивает - видимо, решает оставить их для тоста в финале истории.

Меня, если честно, останавливает только нездоровое, уже даже почти принципиальное любопытство.

— Он отказался от продвижения, которое предложил мой отец. Отказался от новой должности, которую на блюдечко с голубой каемочкой положил его. Отказался от роскошной двухэтажной квартиры в центре с видом на Дом с колоннами. Сказал, что я могу переехать к нему, а на все остальное он заработает сам. - Она трагически закатывает глаза. - Алина Вольская, которая не умеет сварить себе кофе и знает, как выглядит стиральная машина только в теории - в однокомнатной квартире без горничной и кухарки. Иллюстрация к слову «пиздец».