Элиф Шафак - Сорок правил любви
— Теперь я твоя жена.
Она показала на красивый ковер, лежавший на полу, который она сама соткала с превеликой тщательностью как часть своего приданого. Буйные контрастные цвета. Едва увидев его, я понял, что каждый узелок в нем говорит обо мне. Кимья ткала свою мечту.
Я еще раз поцеловал ее. От ее теплых губ исходило желание, сотрясшее все мое тело. От Кимьи пахло жасмином и полевыми цветами. Улегшись с ней рядом, я вдохнул ее запах и коснулся маленьких, твердых грудей. Все, чего я хотел, это войти в нее и забыться навсегда. А она раскрывалась передо мной, как розовый бутон раскрывается перед дождем.
Я отшатнулся:
— Извини, Кимья, не могу.
Она замерла, словно перестав дышать. Я не мог вынести разочарования в ее глазах и спрыгнул с кровати:
— Мне надо идти.
— Ты не можешь сейчас уйти, — произнесла Кимья упавшим голосом. — Что подумают люди, если ты уйдешь? Они решат, что свадьба не состоялась. И обвинят в этом меня.
— Ты о чем? — шепотом спросил я, уже зная ответ. Отведя взгляд, Кимья произнесла нечто нечленораздельное, но потом взяла себя в руки и четко проговорила каждое слово:
— Они подумают, что я не девственница. И мне придется жить с этим позором.
У меня кровь вскипела в жилах от человеческой несправедливости, которая не имела ничего общего с гармонией, созданной Богом.
— Чепуха. Пусть люди занимаются своими делами, — возразил я, отлично понимая, что Кимья права.
Быстрым движением я схватил нож, лежавший около граната. На лице Кимьи сначала появился ужас, который вскоре исчез, словно она осознала печальное положение вещей и смирилась с ним. Не медля, я разрезал левую ладонь, и из раны на простыню закапала кровь, растекаясь темно-красными пятнами.
— Дай им простыню. Этим ты заткнешь им рты, и твое имя останется чистым, каким оно и должно быть.
— Пожалуйста, подожди. Не уходи, — умоляла Кимья. — Я же твоя жена.
В это мгновение мне стало ясно, какую ужасную ошибку я совершил, женившись на ней. Когда я вышел из комнаты, а потом и из дома в ночь, у меня раскалывалась голова от боли. Мужчина, подобный мне, не должен жениться. Я не создан для семейных обязанностей. Теперь это было мне ясно, как никогда. Однако цена, заплаченная за эту ясность, оказалась непомерно высока.
У меня появилось неодолимое желание бежать подальше, и не только из этого дома и этого города, от этой женитьбы, но и от своего собственного тела. Однако мысль, что утром я увижусь с Руми, удержала меня. Я не мог еще раз бросить его.
Я попал в западню.
Аладдин
Май 1247 года, Конья
Я не сомневался, что мне еще придется горько пожалеть о своем решении, но я молчал и ни разу не возразил против этой свадьбы. Однако в тот день, когда Кимья должна была стать женой Шамса, я проснулся с такой болью, какой мне еще не приходилось испытывать. Сидя на постели, я так жадно дышал, как будто чуть было не утонул. Наконец, когда я смог дышать нормально, я осознал, что я больше не сын своего отца.
У меня не было матери — теперь не стало и отца. И брата. Не стало и Кимьи. Я один на всем белом свете. За ночь исчезло то, что еще оставалось от почтения сына к отцу. Кимья была ему почти родной дочерью. Я думал, он любит ее. Однако оказалось, что любит он только Шамса Тебризи. Как он мог выдать Кимью замуж за этого человека? Любому понятно, что из Шамса не получится хороший муж. Чем дольше я размышлял об этом, тем понятнее мне становилось, что женитьба на Кимье должна была просто-напросто обеспечить безопасность Шамса, и ради этого мой отец пожертвовал счастьем Кимьи — и моим тоже.
Весь день я гнал от себя эти мысли, наблюдая за приготовлениями к важному событию. Дом блестел чистотой, предназначенная молодоженам спальня была вымыта и полита розовой водой, чтобы держать подальше злых духов. А как насчет главного зла? Когда они собираются изгнать Шамса?
К вечеру я уже не мог выносить домашнюю суету. Решив не присутствовать на торжестве, которое наверняка стало бы для меня пыткой, я направился к входной двери.
— Подожди, Аладдин! Куда ты собрался? — остановил меня громкий, звонкий голос брата.
— Побуду пока у Иршада, — не оборачиваясь, ответил я.
— Ты сошел с ума? А как же свадьба? Если отец узнает, он очень огорчится! Это разобьет ему сердце!
Я чувствовал, как внутри меня поднимается волна ярости.
— А как насчет сердец, которые разбивает он?
— Ты о чем?
— А ты не понимаешь? Наш отец организовал эту свадьбу, чтобы доставить удовольствие Шамсу и предотвратить его возможный побег. Он преподнес ему Кимью на серебряном подносе.
Брату явно стало не по себе, и он поджал губы.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но ты не прав. Тебе кажется, что Кимью насильно выдают замуж, но ведь она сама захотела стать женой Шамса.
— Как будто у нее был выбор, — возразил я.
— О Боже! Да пойми же ты! — воскликнул он, выставив руки ладонями вверх, словно прося поддержки у Бога. — Она любит Шамса.
— Этого не может быть.
У меня прервался голос.
— Брат мой, — продолжал Султан Валад, — пожалуйста, не позволяй чувствам затуманивать твой разум. Ты ревнуешь. Но ведь даже ревность может пойти на пользу и послужить высшей цели. Даже недоверие может обратиться в доверие. Таково одно из правил. Правило тридцать пятое: «В этом мире не общность и не правильность помогают нам сделать шаг вперед, а противоположности. Все космические противоположности присутствуют в каждом из нас. Поэтому у верующего обязательно сидит внутри неверие. А неверующий рано или поздно обнаружит верующего внутри себя. На пути к Инсан-и-Камил, то есть совершенству, вера есть постепенный процесс и требует своей противоположности — неверия».
Это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
— Мне надоели ваши суфийские сиропчики! С какой стати я должен слушать тебя? Это все твоя вина! Оставил бы Шамса в Дамаске и ничего не было бы! Зачем ты притащил его обратно? Если случится нечто ужасное, а этого не миновать, виноват будешь ты.
С испуганным видом брат закусил губу, и в ту минуту я первый раз в жизни понял, что он боится и меня, и того, на что я способен. Как ни странно, мне стало легче.
По дороге к дому Иршада я выбирал боковые узкие вонючие улочки, чтобы не встретить знакомых, да и незнакомых тоже, так как не мог сдержать слез. В голове у меня была лишь одна мысль: Шамс и Кимья в одной постели. С отвращением я думал о том, как он снимает с нее свадебные одежды, как своими грубыми руками касается ее белой кожи.
