Рут Харрис - Сотворившая себя
– Кто же? – спросил Хэнк, и прежде чем Эл успел ответить, Хэнк заявил – Мне нужен этот человек. Назови цену.
– Откуда ты знаешь, что это человек? Может, это попугай-людоед, – сказал Эл.
– Будет тебе, Эл. Перестань меня разыгрывать, – Хэнк решительно взял еще одну булочку и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще масла. – Кто же это?
Вместо ответа Эл заговорил о перспективах студии кабельного телевидения Си-Би-Эс, а также о том, удастся ли местным отделениям телекомпании добиться того, чтобы не прошло предложение о часовой программе вечерних новостей. Они допили кофе, и Хэнк подписал отчет.
– Так все же, кто этот человек? – вновь спросил Хэнк, когда они уже прощались, стоя около ресторана.
– Да какое это, собственно, имеет значение? – ответил Эл. – Все равно ведь в выигрыше АМ/США – это их передача, это их человек. Ну, пока, Хэнк. – Эл остановил проезжавшее мимо такси и забрался в машину.
Следующие полтора часа он провел в обществе клиента – музыканта, который с давних времен знал Эла и помнил еще его родителей, а когда, наконец, вернулся к себе в офис, узнал, что ему уже дважды звонил Хэнк Роман и просил позвонить, когда он вернется.
Очень срочно!
Эл аккуратно сложил записки с этим сообщением в блокнот для записей, лежавший у него на столе, позвонил в кафе на первом этаже, заказал ту самую булочку и, с аппетитом ее жуя, набрал номер Хэнка.
– Элен Дурбан! Вот это кто! – почти прокричал в трубку Хэнк. – Я пересмотрел все записи АМ/США за последние полгода. Вот это кто! Ладно, Эл, твоя взяла! Что ты за нее хочешь?
Некоторое время Эл и Хэнк оживленно торговались, а когда Элу удалось довести цену до предельной суммы, которую Хэнк мог предложить сам, без утверждения ее вышестоящим начальством, он позвонил Эду Сэломэю.
– Эд? Боюсь, что вам предстоит конкуренция, если вы хотите получить Элен Дурбан…
Эл откинулся в кресле и продолжал разговор с Эдом. Просто словами не передать, до чего ему нравилась его работа. Ощущения такие острые, будто ходишь по канату!
8
Эл считал, что для него профессиональная деятельность была своеобразной компенсацией неудавшейся личной жизни. В семьдесят третьем году Гейл явилась домой после очередного занятия в группе психологического тренинга и объявила Элу, что хочет сказать ему что-то важное. Это важное сообщение, которое Гейл изложила ровным голосом, на деле свелось к обвинениям. Обвинениям в том, что именно из-за Эла Гейл испытывает неудовлетворенность жизнью, глубокое разочарование, депрессию, что она не может раскрыться как личность. Да, во всем этом виноват Эл.
– Из-за тебя я отказалась от перспективной карьеры, – упрекала Гейл. – В результате я превратилась в существо второго сорта, предназначенное только для того, чтобы помогать тебе в твоей блистательной карьере. После того, как я вышла за тебя замуж, я фактически стала просто прислугой.
– Но я же хотел, чтобы ты сдавала экзамен на бухгалтера, – сказал Эл, глубоко уязвленный и обиженный ее словами. По-видимому, вся эта клокочущая ярость проснулась в Гейл под воздействием Движения за освобождение женщин.
– Говорил ты одно, – сказала Гейл, – а чувствовал совсем другое, и это передавалось мне! Теперь я намереваюсь работать полный рабочий день. И сдать наконец экзамен.
И прежде чем Эл успел сказать, что он и не думает возражать, что он всегда был за это, Гейл объявила ему, что хочет получить развод.
– От тебя мне нужно, чтобы ты давал деньги на содержание детей, – сказала Гейл. – Для себя лично я ничего от тебя не возьму, ни цента. Я хочу ни от кого не зависеть, – гордо заявила Гейл.
Не прошло и недели, как она переехала в квартирку в Бруклине и перешла на штатную работу. Весь этот план действий был ею осуществлен по совету и с помощью ее женского кружка.
К тому времени, как Эл оправился от удара, они уже были разведены. Дети, которым было уже пятнадцать и шестнадцать лет, переехали жить к Гейл, а Эл по инерции оставался на Лонг-Айленде в доме, который они купили через два года после свадьбы. Эл с большой выгодой для себя продал этот дом и снял квартиру в городе, в удобном, хотя и ничем не примечательном здании на 62-й улице. Эл, который почти три года после неожиданного решения Гейл не мог прийти в себя, вызывал острую зависть у своих женатых друзей.
– Знаем, знаем – все эти стюардессы и роскошные манекенщицы! Ты опасный человек, Эл! – поддразнивали они его.
И они даже не слушали, когда он пытался им втолковать, что у стюардесс имелись поклонники в каждом городе, куда они регулярно совершали рейсы, а в его планы не входило делить женщину с кем бы то ни было. Не верили ему, и когда он пытался их убедить, что все роскошные манекенщицы, которых он встречал у Джима Мак-Маллена или Джорджа Мартина, не могли и двух слов связать.
Им нужны были их розовые мечтания, и их не интересовала та неприкрашенная правда, которую мог им рассказать Эл, потерпевший неудачу в любви и разочаровавшийся в женщинах.
Но с одной женщиной – вице-президентом крупной рекламной фирмы, у Эла все же был непродолжительный роман. Ей принадлежала фешенебельная квартира в небоскребе на Сентрал-Парк-Уэст с прекрасным видом на Пятую авеню, Центральный парк и Гудзон. Квартира была спроектирована по ее заказу одним из лучших архитекторов города. Квартира эта – элегантно обставленная, с мягким освещением, с застекленной террасой, служившей зимним садом, с изумительной коллекцией камбоджийских статуэток в подсвеченных стенных нишах – удостоилась специального описания в журнале «Аркитекчерэл дайджест». Сама же хозяйка предпочитала снимать меблированную квартиру в доме гостиничного типа на Уэст-стрит. Когда Эл спрашивал ее, почему она не живет в своей роскошной квартире, она отвечала, что «ей там страшно», что эта квартира «ее связывает», что она «к этому не готова»…
Была и другая женщина: маклер по торговле недвижимостью с годовым жалованьем, приближающимся к миллиону. Она специализировалась на продаже городских домов, которые постоянно росли в цене, и кооперативных квартир на Парк-авеню и Пятой авеню. Каждый вечер, перед тем как лечь в постель – даже если ее ждал там мужчина, – она звонила матери и подробнейшим образом рассказывала обо всем, что случилось за день, от мельчайших деталей деловых переговоров до того, как она была одета и что ела на обед.
Были женщины, которые после первого же свидания ожидали получить предложение руки и сердца; женщины, которые были не прочь держать Эла «на поводке», пока их нынешняя любовная связь не окончится либо разрывом, либо замужеством; женщины, которые предлагали только бурные встречи в постели и ничего более; женщины, которые, когда им предлагали свидание, соглашались лишь в самый последний момент, а до этого, как догадывался Эл, выжидали, не подвернется ли кто получше; женщины, которых больше интересовал его счет в банке, чем он сам; женщины, которые обвиняли его в гомосексуальных наклонностях, если он при первом же свидании не начинал недвусмысленно ухаживать за ними; и женщины, которые жаловались, что «ему, как и всем мужчинам, нужно только одно», если он начинал такие ухаживания.
