Елена Гайворонская - Пепел звезд
– Ну что ты говоришь! – обиделся Селезнев, – бандиты на зоне трубят. Мы сотрудничаем только с теми, кто чист. С «деловыми», понял? Чтобы бороться с врагом, о нем необходимо знать, как можно больше.
Фролов хотел было спросить о деле Громова, но смолчал. К чему? Своих забот хватает. Не станет же он объяснять Селезневу, что к ночным призракам капитана прибавилась хрупкая шатенка с застывшим взглядом…
Селезнев тем временем продолжал что-то говорить о мерах воздействия на обнаглевшую преступность…
– Я смотрю, ты совсем застыл? – перехватил он отстраненный взгляд Фролова, – в куртке в такой мороз! Несерьезно! Ты разве здесь живешь?
– Нет, в гости еду.
– А я машину на прикол, и домой, сто грамм для сугрева…
– Где гараж-то твой? – автоматом спросил Фролов. Этот чертов адвокат заразил своей «иде-фикс».
– Тут, рядом, а что?
Действительно, «что?» Фролова не сразу осенило – вон в том доме, с чудными круглыми стенами, недалеко от Мичуринского, снимал прежде квартиру неуловимый дипломат… Застывшими пальцами порылся в бумажнике, достал затертый фоторобот:
– Взгляни. Этого парня не встречал? У него был джип «Черокки», черный, с красными номерами.
Селезнев долго страдальчески морщил красный нос, и Фролов дернул было снимок назад, как то выдавил:
– Похож на одного… Теперь он на «Ниссане»… В посольстве каком-то работает. А что?
Но Фролов, как жеребец на старте, уже нетерпеливо грыз удила и бил копытом землю:
– Где твой гараж?
– Да вот, наискосок проехать. Что он натворил-то?
– Разыскиваю как возможного свидетеля по делу Крылова.
– А, банкира? Давай-давай. Нам папашка уж все плешь проел. Только знаешь что? Мне тут еще в одно место заехать надо. Ты один найдешь дорогу?
И рука Селезнева принялась вычерчивать в колючем воздухе лабиринт.
– Найду, спасибо! – донеслось из «девятки» Фролова.
Селезнев еще немного потоптался на заправке и, чертыхнувшись, полез в новенькую синюю «Хонду».
Ада давно проснулась. Но глаз не открывала. К чему? Вновь, подобно бессмысленной кукле, таращиться в омерзительно-белый потолок?
«Вы что-нибудь помните?»
Она помнит все. Ее зовут Ада Беркер. Она была красивой женщиной. Манекенщицей. Моделью года. У нее был большой красивый дом. Мужчина, который хотел связать с ней судьбу… Все это было. В той, прежней жизни, которую она мечтала изменить. Ей удалось. Теперь она никто. Абсолютный ноль. Она не знает, сможет ли нормально ходить. Избавится ли от ужасных головных болей. Сможет ли вообще понравиться кому-то, завести детей…
А когда-то у нее была знаменитая походка, легкая-легкая, одна нога – точно перед другой, словно на невидимом канате… Достаточно было сделать несколько шагов, чтобы заставить пол-улицы свернуть шеи, а зал – зареветь от восторга…
– Она еще спит.
– Может, я подожду?
«Чей это голос? Ленки?»
– Я не сплю.
– Привет. С возвращением.
– Тебе со мной особенно везет.
«Что в ее взгляде? Жалость или сочувствие? Мне не нужна жалость. Или нужна? Какие у Ленки все-таки роскошные волосы… Зачем она завязывает их в этот узел? Когда мои волосы вновь отрастут, я буду расчесывать их о десять раз на дню, чтобы они падали на плечи густыми волнами…»
– Как ты?
– Снова жива, как видишь. У меня, как у кошки, девять жизней… Ты как? Сняли подозрения?
– Пока нет. Но сильно не донимают.
– Что в агентстве?
– Честно говоря, не знаю… Давно там не была. Я собираюсь уйти.
– В который раз? До нового контракта?
– Нет, все гораздо серьезнее. Я восстанавливаюсь в институте.
– На психолога? У нас они нужны… – Ада помолчала, глядя куда-то вглубь себя. – А мне по ночам снится подиум. Музыка. Огни. Цветы, летящие к ногам… Шорох платьев… Я все потеряла… Ничего не осталось…
Ада смахнула предательски набежавшую слезу.
– Перестань! Ты еще станцуешь на собственной свадьбе! Я тебе не рассказывала про свою бабушку?
– Нет…
– Ей было шестьдесят, когда она свалилась на даче в погреб и сломала обе ноги. А через год уже бегала по магазинам. Тебе ведь не шестьдесят?
– Ты будешь классным психологом, – улыбнулась Ада.
– Ну, наконец-то я вижу улыбку на этом лице! У тебя она всегда была самая потрясающая в мире. Волосы не зубы, отрастут. И потом, как это ты все потеряла? А мама? А я? А Маринка?
– Как она?
– Приходила, когда ты была без сознания. Ей сейчас тоже нелегко.
– Это правда…
– Ада, это вам! Красота какая… – молоденькая медсестра Наташа втащила в палату корзину тюльпанов. Огромных, как чашки. Красных с нежными голубоватыми прожилками.
– Настоящие, – прошептала Ада.
– А вот и Маринка.
– Да… – Ада снова улыбнулась, вдыхая ворвавшийся в больничную палату аромат весны.
«Мерс» малость штормило. «Все-таки чуток перебрал». Мерин чуток снизил скорость. Шел на ста пятидесяти. «Хорошая машина. Умеют немцы делать». Дорога практически пуста. Изредка попадались «чайники» – торопятся домой к своим бабам, сосискам и телекам, по которым глядят, облизываясь, на настоящую жизнь, какой живет он, Павел Мелешко, в прошлом трижды судимый – кража, разбой, убийство, – а ныне уважаемый человек. Вон, – кореш с Петровки, за руку с ним здоровается. Чует, чует, за версту, где можно поживиться. И то – без пяти минут – премьер. Если Крот не трепется…
Откуда они взялись, эти наглючие «Жигули», раздолбанные и грязные? Ни хрена себе, обойти его попытались и, со всей дури, царапнули бок. Козлы! Совсем обнаглели, чайники поганые!
Мерин вылетел из «Мерса», из «Жигулей» – перепуганный молодняк в китайских «Пилотах». Точно, челноки сраные.
– Да вы че, бля, бельмы порастеряли, сявки вонючие! Ща я вас сделаю! Грабли на капот! – Мерин выхватил «ствол».
И вдруг – страшный удар слева, в бок. Четкий, профессиональный. Нанесенный молниеносно свистнувшей в воздухе ногой. С другой стороны тотчас ударил второй. «Не чайники», – мелькнуло в мозгу. Мерин согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух. «Пушка» выпала из рук. Сзади подоспел третий. По звуку – передернул затвор «УЗИ». И, развернув Мерина на 180о, толкнул к одиноко стоящему в крохотном аппендиксе дороги джипу «Додж».
– Шагай.
Все заняло не более трех минут. Одинокий «пятисотый» Павла Мелешко так и остался стоять с открытой дверцей посреди шоссе. И редкие на этой трассе пугливые «чайники» шарахались от него, как от чумного.
Кирпично-гаражный городок, на который указал Селезнев, охранял помятый и уже изрядно подогретый сторож в ватнике и собачьей ушанке. На удостоверение сотрудника милиции Фролова, равно как и на имя Николай Португал, он никак не отреагировал, но, как заправская ищейка, потянул носом в сторону фроловской «девятки» и произнес многозначительно:
