Айрис Джоансен - Поцелуй над пропастью
— Да, — кивнула Ева. — Я попрошу отца Барнабаса провести службу.
— Я хочу присутствовать.
— Хорошо. Дам знать, когда все будет готово. Если только ты не умчишься в Южную Америку.
— К черту Южную Америку. Я прилечу. — И она направилась по коридору к лифту.
— Вы выглядите усталым, — сказал Бен. — Может, вам лучше поспать? Джо резко обернулся. Бен лежал с открытыми глазами и совсем не походил на больного, перенесшего сложную операцию. Взгляд у него был ясный и абсолютно осмысленный. Удивительно, учитывая, сколько антибиотиков и успокоительных ему вкололи.
— Я в порядке. — Джо скривился. — Просто не люблю больницы. Сам недавно выписался. — Он улыбнулся. — Если кто и должен чувствовать усталость, так это ты. Операция заняла больше двух часов. Как ты?
Бен задумался.
— Немножко больно. Голова слегка кружится. Но вообще-то лучше, чем было, когда я свалился с лестницы, помогая миссис Смит.
— Хорошо. — Бен помолчал. — Тед Даннер умер. Я ничего не мог поделать.
Бен кивнул.
— Она так и сказала. Сказала, что его время пришло. Она о вас беспокоилась.
— Поэтому ты и решил пойти? Чтобы помочь мне?
— Она беспокоилась, — повторил Бен. — Не люблю, когда Бонни беспокоится. Тогда я и сам беспокоюсь.
— Вот и принял мою пулю.
— Тед не хотел этого. Наверное, разнервничался. С ним такое бывало.
— Это уж точно.
— Вы все еще злитесь на него. Но ведь Еве он ничего плохого не сделал.
Спорить с парнишкой было бессмысленно. Да и зачем? Преданность — достойное качество само по себе, пусть даже Даннер и не вполне ее заслуживал. Слишком мало встретилось Бену людей, отнесшихся к нему с той же, что и Даннер, добротой.
— Не сделал. Ева в порядке.
— Вот и хорошо, — сонно пробормотал Бен. — Снова в сон потянуло.
— Поспи, — кивнул Джо. — Хотел спросить… Ты, когда выйдешь, что планируешь делать?
— Вернусь в лагерь.
— Тебе там нравится?
— Да, — улыбнулся Бен. — Я же вам говорил. У меня там хорошо получается.
— Я думал… может, ты захочешь поработать у меня. Мы могли бы что-нибудь придумать.
Бен снова открыл глаза.
— Зачем?
Джо пожал плечами.
— У меня домик на озере. Работы там всегда хватает.
— Так я вам нужен? — спросил после долгой паузы Бен и тут же покачал головой. — Нет, вы и без меня обойдетесь. Просто вам плохо и вы хотите что-нибудь для меня сделать. Работа — это иногда вроде подарка.
— А иногда вначале вроде подарка, а потом становится чем-то другим. Как я сказал, работа для тебя найдется. Подумай, ладно?
— Может быть. — Веки его опустились. — Нельзя делать что-то только потому, что тебе это нравится. Неправильно. Надо, чтобы я был вам по-настоящему нужен.
Парнишка снова уснул.
Джо откинулся на спинку стула. Зря он надеялся, что Бен поддастся так легко и согласится переехать в домик, где за ним можно было бы присматривать. Простота и наивность сочетались у него с моментами удивительной прозорливости.
Может, лучше отпустить парнишку туда, где ему привычнее, чтобы занимался тем, что ему нравится, а не пытаться взять под свое крыло? Лагерь — место надежное, да и с чего бы ему так беспокоиться о почти незнакомом парнишке.
Но нет, черт возьми. Джо знал, что будет беспокоиться о Бене.
А ведь именно это и сказал сам Бен о Бонни. Она беспокоится…
Связь?
Не исключено. Все ниточки, похоже, вели к Бонни.
Но это ничего не меняло. Джо все равно хотел, чтобы Бен был там, где о нем можно позаботиться.
Значит, надо посидеть здесь и подумать над таким предложением, которое убедило бы Бена, что он действительно необходим.
Каньон Провиденс, штат ДжорджияСолнце уже садилось, когда Ева миновала последний поворот к горному хребту.
— Я уже близко, Бонни.
— Знаю, мама. Я тебя ждала.
— Могла бы и сама прийти.
— Я хотела, чтобы ты побывала здесь. Хотела показать тебе закат над моей долиной.
— Твоей долиной?
— Да. Это моя долина и мой каньон. Их дал мне Тед Даннер, и они стали моими. Я делю это место с животными, ветром и деревьями.
— Бен сказал Джо, что тебе там нравится — деревья, олени… Я так боялась, что ты в каком-то… — Ева прикусила губу. — Я беспокоилась.
— Знаю. Но любое место — это просто место, и его можно сделать таким, каким тебе хочется.
— Но ты же мне не сказала.
— Я сама не знала. Мне еще многое нужно узнать. Как и тебе, мама.
— Мне? Сомневаюсь.
— Это потому, что в последнее время ты только обо мне и думала. Теперь будет по-другому. Многое будет по-другому.
— Нет. Я всегда буду любить тебя, думать о тебе.
— По-другому.
Ева остановилась у огромного валуна.
— Я хотела взять Джо, но он сказал, что мне нужно съездить одной. Остался в больнице с Беном. Он хороший, Бен. Они с Джо замечательно поладили.
— Бену нравится Джо. Он легко сходится с людьми.
— Как и ты. Ты всегда… — Затаив дыхание, Ева вошла в сад.
Косые лучи заходящего солнца укрыли его золотисто-алой дымкой. Пурпурные тени сплетались на земле в причудливые узоры. Здесь царила особая атмосфера уединенности и театральной эффектности.
— Я же говорила, здесь чудесно. Нет, не смотри на ту могилу. Я здесь, мама.
Бонни сидела в уголке, прислонившись к камню. Ее рыжие кудряшки как будто пылали в закатных лучах. Она кивнула в сторону долины:
— Видишь, мама.
— Вижу.
— Иди посиди со мной.
Ева села в нескольких футах от дочери. Красотой можно любоваться когда угодно, сейчас же ей хотелось смотреть только на Бонни. Когда еще они увидятся?
— Но я всегда возвращаюсь, мама. Но так, чтобы не мешать тебе.
— Как будто меня это волнует.
— Это волнует меня. Дорог каждый миг…
— Тебе таких мгновений выпало немного.
— Это не одно и то же. Мое время пришло. Не знаю, почему, но пришло. — Бонни прислонилась спиной к камню и устремила взгляд на долину. — Может, здесь я узнала больше, чем там.
— По-моему, у тебя замечательно все получается.
— Поначалу я как будто бродила в тумане. Было хорошо, красиво, но я не знала, что делать. А потом все сошлось. Вот только тебе было больно, и Тед Даннер сильно мучился. Пришлось ждать, пока все закончится.
— Закончилось?
Личико Бонни осветилось ясной улыбкой.
— Да, разве ты не чувствуешь? Нет ни боли, ни горечи, ни злобы. Осталась только любовь.
— Да, чувствую, — с трудом проговорила Ева. Свобода. Кандалы боли, ужаса и печали, сковывавшие ее долгие годы, спали. — Любовь…
Они сидели молча, глядя, как сумерки переходят в ночь.
