Татьяна Туринская - На восходе луны
Потураев скривился:
— Перестань, Вика, тебе это не идет. И вообще успокойся — ты замечательно выглядишь, и никто в этом доме не собирается оспаривать твою красоту. Ну а что ты вся из себя одета в эксклюзив, а она в базарное тряпье — так на то ты и главный дизайнер швейной фабрики, а она обыкновенная домработница.
Пилюлю Виктория проглотила, но промолчать все-таки не смогла:
— У, какие мы нынче сердитые! Ладно, Потураев, я молчу. Впрочем, мордашка вполне симпатичная — ее бы приодеть да в порядок привести…
— Кто-то собирался помолчать! — довольно грубо оборвал ее Андрей. — Давай выкладывай образцы.
Вика обиженно покинула уютное кресло и вернулась к сумке. Вытащила несколько образцов, разложила перед Потураевым на диване, при этом демонстративно не раскрывая рта.
— Ты же знаешь, я так не люблю. Мне так все модели на одно лицо. Накинь на себя, если хочешь, чтобы я утвердил хоть один образец, иначе утверждать будешь самолично и все возможные риски примешь на себя.
Виктория недовольно сняла блузку, нимало не смущаясь присутствия Потураева, надела один из принесенных образцов, покрутилась на месте, расставив руки в стороны.
— Не пойдет, — недовольно констатировал Потураев. — Это вообще не блузка, а одно сплошное безобразие. Если ты сама рискнешь на себя это надеть — забирай в собственную коллекцию, а я этой порнографии в ассортименте своей фабрике видеть не желаю. Давай следующий образец.
Вика недовольно скинула так не понравившуюся Потураеву блузку и надела другую. Взгляд хозяина дома смягчился:
— Ну вот, это уже похоже на блузку. Не шедевр, конечно, но, думаю, пойдет. И знаешь, мне кажется, в пестром варианте она будет смотреться гораздо симпатичнее. Попробуй по этим же лекалам соорудить из набивной ткани — я думаю, выйдет совершенно иной вариант. Потом сравним оба и лучший отправим в работу. Давай дальше.
Виктория послушно поменяла наряд и в очередной раз покрутилась перед Потураевым.
— Ну а тут и переделывать нечего — самое то, что доктор прописал, отлично. Однако с партией нельзя перебарщивать — не будем увеличивать, даже несмотря на явную удачу. Ты же знаешь наш девиз. В общем, молодец, Вика, хорошо поработала. Ну что там новенького?
Виктория, не переодевшись, вернулась в кресло, устроилась в нем, привычно закинув ногу на ногу, и только после этого ответила:
— Ой, Андрюша, ну что там может быть нового? Да и уж ты-то наверняка получаешь известия раньше меня. Мне-то никто отчеты домой не приносит, не присылает, всё ждут, когда я найду возможность оторваться от ребенка и заявиться на фабрику. Так что это мне впору у тебя спрашивать о новостях производства.
— Ну ладно, тогда еще чего-нибудь расскажи, — равнодушно сказал Андрей, привычно массируя ноги.
— Что мне тебе рассказывать? Можно подумать, тебе интересно слушать про мое житье-бытье с Чернышевым. Как будто я не замечаю, что во время таких рассказов ты практически засыпаешь. Нет, Андрюша, это ты рассказывай, что тебя гложет. Я ж тебя знаю. Ты можешь говорить только о том, что тебе самому интересно. А с кем еще, кроме меня, ты можешь поговорить на эту тему?
— Поговорить, поговорить, — недовольно пробурчал Потураев. — Можно подумать, мне от тебя нужны разговоры. Прекрасно знаешь, что мне от тебя нужно совершенно другое. Ну и работа, разумеется.
Опус про работу Виктория пропустила мимо ушей, а вот 'другое' ее очень заинтересовало:
— Не поняла. Андрюша, о каком другом ты можешь говорить со мной, когда у тебя под боком находится любимая женщина? Ты что, все ещё?.. — Вика деликатно не стала уточнять, что же именно 'еще', надеясь на понятливость собеседника.
И не ошиблась в своих надеждах. Потураев усмехнулся криво, как-то печально, что так плохо сочеталось с его привычным наглым образом, ответил:
— Ну ты же знаешь, она замужем…
Вика, совершенно возмущенная подобным напоминанием, аж подскочила в кресле:
— Ах она у тебя замужем!!! А я? Что-то, как я погляжу, мое замужество тебе совершенно не мешает приставать ко мне с грязными намеками! Получается, она у тебя — порядочная женщина, а я — шлюха высшей категории?!!
— При чем тут 'шлюха'? — устало возразил Потураев. — Ты — ближайший друг, только с тобой я могу говорить откровенно буквально на любые темы, ведь даже Клименторович не в курсе моих личных проблем. И я не понимаю, как ты можешь так спокойно относиться к тому, что я погибаю? Сама небось на голодном пайке и недели не сидела со своим Чернышевым, а то, что я уже забыл, как женщина пахнет, тебя совершенно не колышет! Мы с тобой столько раз занимались этим раньше, а теперь ты вдруг начинаешь кочевряжиться.
Виктория удивленно захлопала глазами:
— Да, Потураев, умеешь ты вешать свои проблемы на других. Особенно хорошо у тебя получается виноватить невиновных. Вот теперь я чувствую себя неловко за то, что остаюсь верной мужу, несмотря на твои постоянные притязания. Андрюша, я сочувствую твоему положению, но это не дает тебе права требовать от меня подобного! И то, что мы раньше были близки, тоже не дает тебе на это права! Раньше было раньше, а теперь я замужняя женщина. И признайся, Потураев, ведь ты никогда меня не любил, ведь так? Скажи, ведь так?
Андрей пожал плечом, возразил крайне неуверенно:
— Ну почему же 'не любил'? Я тебя и сейчас люблю…
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — вскинулась Виктория. — Я говорю не о дружеской симпатии, которую ты, возможно, и испытываешь ко мне. Я говорю именно о любви — уж теперь-то ты знаешь, что это такое! И теперь, прекрасно понимая, что никогда меня не любил, ты тем не менее находишь возможным требовать от меня близости. Потураев, это подлость! Подлость и неуважение ко мне как к женщине! Да, я много лет любила тебя и сейчас еще не уверена, что рассталась с этим болезненным состоянием. Но не кажется ли тебе, что это кощунство: сначала признаваться мне в своей любви к Маринке, а потом от меня же требовать секса, причем в тот момент, когда она находится в твоей квартире! Ты вообще соображаешь или как?!!
После недолгого раздумья Потураев ответил:
— Прости, я, кажется, был неправ. Я действительно последнее время хреново соображаю в присутствии женщин. А с тех пор как Маринка появилась в моем доме, стало только еще хуже. Я теперь ни на минуту не могу забыть о… Ну ты сама понимаешь. Мне страшно подсчитать срок собственного воздержания. А если еще учесть, что с Любкой я не получал ровным счетом никакого удовольствия… А тут целый день: Маринка, Маринка, Маринка…
— Так, ну ёлки-палки, Андрюша! Я тебе поражаюсь! Почему бы с подобными намеками тебе не обратиться к ней? Почему бы тебе не форсировать события? Ведь именно для этого ты ее и пригласил. Потураев, блин, я совершенно разучилась тебя понимать! Что с тобой происходит?!
