Ирина Лобановская - Женщины президента
Результат имеет силу приговора…
— Ты когда сегодня освободишься? — спросил президент.
Роман в России больше чем роман.
* * *Вопреки мнению психологов, утверждающих, что девочки всегда радостно приветствуют появление в семье нового человечка, Сашка восприняла известие в штыки. И тем самым опровергла все данные и наблюдения ученых. После рождения брата она стала вообще неадекватна и слишком часто предлагала отцу:
— Папа, давай его бросим! Ну оставим где-нибудь, забудем в парке на скамейке! Его кто-нибудь обязательно подберет, ты за него не волнуйся!
Артем устал без конца внушать ей очевидное, улаживать конфликты и мирить Кляксу с женой, воспринимающей слова дочери чересчур болезненно. Очевидно, его любимая дочка угадала его настроение и тоже, как он, всячески противилась появлению малыша.
Настя все чаще и чаще оставляла Сашу у родителей — а что ей еще было делать? Маленькому Александру нашли няню, настоящую страхолюдину.
В ЗАГСе на Тарасовых посмотрели с немалым удивлением.
— У вас что же, дочь Александра, и сына точно так же хотите назвать? А зачем? Есть много других хороших имен!
Но упертую Настю нельзя было сдвинуть с выбранного пути и заставить отказаться от полюбившейся идеи.
— Да, пусть будут Александр и Александра! — заявила она. — У нас не хватает фантазии на другое имя!
Работницы ЗАГСа сочли ее ненормальной и дальше разубеждать не осмелились.
По воскресеньям Артем по-прежнему ездил по своим делам за город, так же задерживался вечерами… Но подросшая дочка стала куда наблюдательнее и могла ненароком выдать любимого отца. Поэтому прогулки в парке становились все более редкими, а потом и вовсе свелись на нет.
Сашка тосковала без подружки и приставала к отцу с одним и тем же вопросом: почему они больше не ходят гулять вместе с Таней и тетей Валей?
Тарасов не знал, что придумать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы… И в отчаянии предложил Валентине компромиссное решение: гулять с девчонками без него. К его удивлению, она легко согласилась. Только вот забирал дочку с прогулки он всегда сам…
И однажды Настя задумчиво сказала ему, внимательно глядя в его упорно ускользающие глаза:
— Саша говорит, что ты и Танина мама в большой дружбе. На детском языке это называется дружить. Она радуется, как вы смотрите друг на друга.
Она честная, глупая и маленькая девочка. И еще совершенно чистая. А ты сволочь! Грубошерстное существо! Животное в законе! Используешь даже своего ребенка!.. Прогулки в парке… Существуют правила, из которых нет и не может быть никаких исключений! Ты усвоил хотя бы это! Да, кстати, папа передал мне свои акции на якобы твою фирму…
Так что теперь основной владелец — это я…
Михаил Аронович стремился при жизни обезопасить и обеспечить будущее своих внуков и дочери.
И он слишком ненавидел зятя.
* * *Валентина положила голову на баранку и задумалась. Что она нашла в своем шефе?.. Что она нашла в нем… Что… Разве можно объяснить, почему мы любим того или другого человека? Но все-таки что она в нем нашла?!.
Какая-то ненормальная жара стоит все лето…
Постоянно хочется смыть с себя липкую, приставучую городскую пыль и выстирать платье и белье.
Изрисованное самолетами, прожарившееся на сковородке солнца уставшее небо… Ему опротивели и наглые самолеты, и птицы, пытающиеся показать себя в полете, не понимающие, что часто отрываться от земли не стоит, и люди, пробующие разгонять насмешливые облака… Томящиеся в духоте деревья и тощие бродячие собаки… Измученный жарой, выгоревший город… Он ждал новой зимы. И Валентина вместе с ним.
Артем выпутается из своего непростого положения. Обязательно!..
Она видела перед собой скользящую в душную летнюю неподвижность холодную, четкую лыжню среди хорошо знакомой зимней тишины и лесной безмятежности. Тогда перед ними застыла вечность… Они плохо рассмотрели ее. Не вглядывались… Их заманивала нагло сверкающая под ржавым, пылающим над горизонтом солнечным кругом идеально ровная лыжня. Она звала их за собой.
…И снова он едет один, без дороги, во тьму…
Куда же ты едешь, ведь ночь подступила к глазам?
Ты что потерял, моя радость? — кричу я ему.
А он отвечает:
— Ах, если б я знал это сам…
