Мануэл Карлус - Во имя любви: Возмездие
– Я решил убить тебя! – не владея собой, закричал Арналду. – Ты со своим Сейшасом украла мои деньги!
– Ничего подобного, – спокойно возразила Изабел. – Мы просто вступили во владение частью прибыли. У нас есть на это право: столько лет принимать участие в твоих махинациях – и уйти с пустыми руками?
– Частью?! – захлебнулся от возмущения Арналду. – Да вы оставили каких-то десять миллионов из шестисот!
– Сколько-сколько? – недоверчиво спросил вышедший из соседней комнаты Сейшас.
Арналду тотчас же переключился на него:
– Я и тебя убью! Вор! Расхаживаешь тут в моем халате!
– Сейшас, ты лучше не вмешивайся в наш разговор, – строго произнесла Изабел. – Мы сами тут все уладим.
– Но я хочу понять!..
– Потом поймешь. Я все объясню.
Сейшас вновь скрылся за дверью спальни, а Арналду продолжал наступать на Изабел:
– Где мои деньги? Ты должна их вернуть!
– Ничего я не должна! Десять миллионов тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Возраст у тебя весьма почтенный, здоровье неважное, так что эта сумма может оказаться даже излишней. А мне деньги нужны! Я молода, здорова, счастлива. Мне нужно много денег!
– Воровка! – бросился на нее с кулаками Арналду, но тут совершенно некстати заявил о себе седалищный нерв.
Вскрикнув от страшной боли, Арналду рефлекторно ухватился обеими руками за поясницу и застыл на месте. Изабел расхохоталась:
– Ну я же говорила, что тебе не нужно много денег! Кстати, прими мои поздравления в связи с Леонарду, который оказался не твоим сыном. А как ты, помнится, уверял меня в непогрешимости Бранки! Не хотелось прослыть рогоносцем?
– Это тебя не касается! Ты верни мои деньги! Иначе – тебе не поздоровится!
– Ой, Арналду, не смеши меня! Что ты можешь со мной сделать? Подашь на меня в суд? Дескать, прошу, разыщите мои ворованные миллионы и накажите мою сообщницу? Нет, дорогой, молчание тебе дешевле обойдется. И убить ты меня не отважишься! Потому что ты всего лишь финансовый махинатор, но не бандит и не мафиози.
– А ты – просто чудовище!
– Ладно, это я стерплю. А вот тебе, похоже, очень больно. Какой же коварный этот радикулит! Ты сам доберешься до машины или надо вызвать санитаров?
– Не надо. Я действительно сегодня оказался не в лучшей форме. Но последнее слово будет все-таки за мной!
– Ты же и сам не веришь в то, что говоришь, – укоризненно посмотрела на него Изабел. – Иди потихоньку. Ковыляй себе не спеша, пока тебя окончательно тут не разбил радикулит!
Арналду ничего не оставалось, как последовать ее совету. Когда же он ушел, Изабел коротко объяснилась с Сейшасом:
– Тебя удивила сумма на счете Арналду? Да, я перевела большую часть капитала на свой, индивидуальный счет! Пусть он там пока полежит, так надежнее. Ты же видел сейчас, что против меня Арналду бессилен!
Все, что случилось в семействе Моту за последние месяцы, заставило Марселу взглянуть на жизнь иначе и многое переоценить. Особенно сильно изменились его представления о том, что такое любовь, семья, родство.
Прежде ему казалось вполне нормальным и даже справедливым, что Бранка из всех детей любила только его, а Леу и Милену всячески уничижала. Столь странная избирательность материнской любви ничуть не смущала Марселу. Он и сам не раз повторял вслед за матерью, что «эти бездельники» не заслужили ее любви. А он, стало быть, заслужил! Прилежный, послушный, ответственный – как же его не любить!
Не доставляя себе труда задуматься об истинной природе любви, он долгое время всерьез полагал, будто она и вправду воздается человеку за какие-то добродетели и при желании ее всегда можно заслужить.
Но вот младшие брат и сестра на деле доказали свою личностную состоятельность, а мать не стала любить их больше. Наоборот, успехи Леу и Милены ее только раздражали.
Тогда-то Марселу впервые и усомнился в правильности своих представлений о любви. А чуть позже, когда он всем сердцем прикипел к Марселинью, ему и вовсе стало ясно, что любовь возникает не в благодарность за какие-то заслуги. Ведь Марселу любил своего сына не потому, что тот был, скажем, относительно спокойным и симпатичным ребенком. Будь Марселинью даже крикливым, плаксивым или, не дай Бог, каким-то увечным, это бы никак не повлияло на отцовские чувства Марселу.
За столь важным выводом последовал еще один вопрос: если мать не способна любить двух других своих детей – Леу и Милену, то можно ли считать любовью чувство, которое она испытывает к Марселу?
И вскоре ответ пришел с самой неожиданной стороны, причем был он ошеломляющим: оказывается, мать питала нежные чувства к Марселу лишь потому, что, заблуждаясь, считала его сыном Атилиу! А если бы изначально была уверена, что он – сын Арналду, то его бы постигла та же участь, что и Леу с Миленой?
И хотя Бранка после установления отцовства не стала хуже относиться к Марселу, он сам от нее внутренне отдалился.
А с Эдуардой, наоборот, еще больше сблизился. У них теперь была настоящая семья, которая день ото дня становилась все крепче и которой они оба очень дорожили. Именно поэтому им удалось в конце концов выработать такую тактику поведения в отношениях с Лаурой, что та оказалась бессильна в своих попытках разрушить их брак.
– Мы должны ничего не скрывать друг от друга и всегда держаться вместе. Тогда никакая Лаура не будет нам страшна, – сказал Марселу. – Но я также не хочу повторить ошибку моих родителей, когда отец больше других детей любил Милену, а мать вообще любила только меня. Мне надо почаще видеться с близнецами, чтобы со временем я смог полюбить их не меньше Марселинью.
– Да, ты прав, дети ни в чем не повинны, – согласилась с ним Эдуарда. – Надо только жестко поставить одно условие: пусть няня привозит их к нам, они будут здесь играть вместе с Марселинью, а Лаура в это время пусть сидит дома или занимается чем угодно. Она должна смириться с тем, что в нашем доме ее никто не ждет и делать ей здесь нечего.
Лауру такое условие, конечно же, не устраивало, но она вынуждена была принять его, чтобы хоть изредка видеться с Марселу. Для этого она выдвинула встречное требование:
– Пообещай, что иногда ты сам будешь заезжать за детьми и привозить их обратно. Пусть привыкают к тому, что папа хоть изредка бывает и здесь. А то со временем они могут возненавидеть этот дом, в котором нет их папы.
Марселу и Эдуарда сочли это требование вполне приемлемым, и отношения с Лаурой начали потихоньку нормализовываться.
Сама же она призналась как-то матери и отцу:
– Я думала, Эдуарда выгонит Марселу, как только узнает о моей беременности. А она повела себя умнее, и теперь они с Марселу действуют заодно. Так что все мои притязания на него – бесперспективны.
