Анна Богданова - Самый бешеный роман
После него я механически ставила закорючки на обложках книг, зная наверняка, что не смогу ему отказать. Вообще-то вернее будет сказать – не смогу отказать себе. Только сейчас, увидев его так близко, я поняла, как сильно соскучилась по нему.
– Не пойму я что-то! – донесся до меня властный голос Мисс Двойной Бесконечности. – Это ведь я эпопею написала! Так почему Машка за меня автографы всем раздает?!
– Прекрати ерунду говорить! – довольно громко осекла ее мама.
– Но это несправедливо! Я эпопею написала! – все еще слышался удаляющийся бабушкин голос. – Это я должна была там на ее месте сидеть!
Через час отдел был наконец закрыт для посторонних и начался фуршет.
– Ну, ты, конечно, молодец! – Первой ко мне подбежала Любочка.
– Правда?!
– Ой! Ладно! Не хочется портить тебе праздник! Я с тобой завтра поговорю. Что за новый роман?
– Маша! Я тобой так горжусь! – подлетела мама и заключила меня в объятия.
– Ладно, все завтра, все завтра, – проговорила Любочка и отошла.
– Поздравляю! А ты не хотела! – крикнул Николай Иванович.
– Чего не хотела?
– Писательшей становиться.
– Машенька, поздравляем тебя! – взвизгнула Людмила Александровна. Я даже не узнала ее сначала – так хорошо она еще никогда не выглядела. – А это мой муж, отец Икки – Роблен Иванович.
Рядом с ней стоял подтянутый лысеющий мужчина с живыми, блестящими глазами, и я заметила, что Икки очень на него похожа.
– Молочина! Поросто молочина! – восторженно повторяла Вероника Адамовна. – Мы с Аполлинаием Модестовичем так ады за тебя, Мафэнька! Если бы Пульхеиа слуфалась нас в детстве, сейчас бы тоже книгу написала.
– А как ваши успехи?
– Ну, ребро Николая Васильевича мы так и не нашли, – вмешался Пулькин отец.
– Зато нафли его запонку.
– Да хватит Машке в такой день голову морочить! – возмутилась Пуля. – Пошли со мной, у нас сногсшибательные новости! Буквально на пять минут!
– Машенька! Машенька, постой! – прогнусавила Нина Геннадьевна, как обычно монотонно, растягивая слова. За ней тащился Анжелкин отец. – Поздравляем, от всей души!
– Спасибо, спасибо.
Меня поздравляли, я раздаривала налево и направо подписанные экземпляры своих книг. Да, это действительно был мой звездный час.
– Пойдем, мне надо тебе кое-что рассказать! – не унималась Пулька.
– Я не пойму, Маша, почему ты подписываешь и даришь мои книжки? – спросила меня Мисс Бесконечность, дергая за рукав, – она наконец-то добралась до меня. – Это я написала эпопею, а не ты!
– Вот, Вера Петровна, возьмите книгу и удостоверьтесь, что это не вы ее написали! – И Пулька, подсунув ей роман, потащила меня в коридор, где столпились все остальные члены нашего содружества. – Мань, ты только послушай, какие у нас новости и что они, вот эти двое, от нас скрывали! Икки, Женька! Говорите!
– Ну, в общем… Мы это… – не решался раскрыть тайну Овечкин. – Ну во-первых, мы тебя поздравляем.
– Да, – пискнула Икки.
– Они решили пожениться! – не выдержала Пулька. – И уже заявку в загс подали, а нам ничего не сказали!
– Это правда? – Я не верила своим ушам.
– Да, – сказал Женька и обнял свою невесту.
– Да, – подтвердила Икки – она первый раз за многие годы выглядела по-настоящему счастливой.
– Я так рада! Если бы вы знали, как я за вас рада! – Это известие было полнейшей неожиданностью для меня – Икки наконец обрела счастье, а Овечкин выкинул из головы навязчивую идею переделаться в женщину.
Анжелка стояла и плакала. Я сначала подумала, что от радости за друзей, но она расходилась все сильнее и сильнее.
– Ты что, Анжел? – спросила я.
– Эта сволочь, Михаил мой, запил! – И она выругалась. Невероятно! Верующая Анжела снова превратилась в прежнюю Анжелку Огурцову, которая привыкла безбожно сквернословить в музыкальном училище.
– Ты ведь говорила, что он даже по праздникам не пьет?
– И что никогда спиртного в рот не возьмет?
– А как же обет? – спрашивали мы наперебой.
– Оказывается, он дал обет всего на три года, а они истекли вот уже как неделю назад, и теперь плевать он хотел на обеты, на церковь, на меня, на Кузю, на мою беременность! Дайте мне сигарету. Курить хочу, просто невыносимо! – заявила Анжелка.
– Девочки, ни в коем случае не давайте! Ей рожать через две недели! – запретила Пулька как врач.
– Надоело мне рожать!
– Думать нужно было! Вот родишь, а потом хоть обкурись!
– Нет, ну я не понимаю, Маня, что ты тут делаешь-то?! Там тебя все ждут! – воскликнула Любочка. – Я тебя ищу повсюду! Побудь еще хоть полчаса, выпей шампанского, а потом иди на все четыре стороны!
– Иду! Иду! – заверила я Любочку, а когда та ушла, сказала Анжеле: – Мы с тобой завтра все решим. Девчонки, Овечкин, ведь мы никогда не оставляем друзей в беде и обязательно что-нибудь придумаем?!
– Конечно, придумаем! – поддержали они меня, и я побежала в зал.
Около часа я еще выступала в качестве радушной хозяйки, принимая поздравления и раздаривая книги, мило беседуя с незнакомыми людьми и предлагая им шампанское.
– Я подожду тебя в машине у запасного выхода, во дворе. Хорошо? – Влас смотрел на меня так же, как тогда в кафе.
– Да-да, – бросила я, разговаривая с главным редактором отдела детской литературы.
– Сейчас нет хороших детских книг! Это просто катастрофа! – жаловался он мне. – Может, вы попробуете что-то написать для детей?
– У меня никогда не получалось сочинять детские вещи.
– А вы все-таки попробуйте.
– Может быть, – неопределенно сказала я, и тут под локоть меня подхватила Любочка.
– Ты что, и вправду написала «Дневник», как я тебя просила?
– Да.
– Молодец. Я так рада. Так когда ты мне текст сдашь?
– На этой неделе. Устроит?
– Вполне. А это правда, что ты там про себя все написала?
– Там и о тебе есть.
– Не смей! Машка! Вырежи про меня!
– Тогда роман по объему не пройдет. Пойми, у меня безвыходная ситуация – кроме этого текста в запасе больше ничего нет, а тебе вынь да положь – в мае…
– Ах, ну ладно, посмотрим! Тебя там, на улице, кажется, кто-то давно поджидает. Иди уж! – лукаво проговорила она, и я, попрощавшись со всеми, вышла через запасной выход на улицу.
Я оказалась в уютном московском дворике, заросшем кряжистыми тополями с размашистыми ветвями. Друг напротив друга стояли две хорошо знакомые мне машины. Из одной, той, что справа, на меня пристально смотрел «Лучший человек нашего времени», из другой – Влас.
Сколько времени я стояла у подъезда, не знаю – наверное, считаные секунды, но мне они показались вечностью. Нужно было сделать выбор – окончательный и бесповоротный – я знала это, но внутри меня все трепетало, и я не могла ни о чем думать.