Джин Стоун - Тайные судьбы
На лице Дженни появилось что-то похожее на счастливую улыбку, и Чарли, поцеловав кончики своих пальцев, приложила их к щечке дочери.
Дверь детской отворилась. Элизабет Хобарт ступила на пушистый белый ковер и окинула комнату недружелюбным взглядом.
С тех пор как Чарли и Питер поселились в доме, она почти не видела свекровь. Чарли занималась своими делами и вообще старалась не попадаться на глаза Элизабет, считая это наилучшим выходом из положения. Она чувствовала себя гостьей в роскошном особняке, который назывался ее домом.
Элизабет остановила взгляд на Дженни, и Чарли невольно, словно защищая, прикрыла ребенка рукой.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала Элизабет. – Я буду у себя в кабинете.
С этими словами она повернулась и вышла из детской.
Чарли запретила себе плакать. Она не понимала, в чем состояла ее вина. Может быть, она потратила слишком много денег на отделку детской? Может быть, она купила не те гардины? Может быть, не следовало выбирать белый цвет? Чарли спрашивала себя, почему она, двадцатидвухлетняя замужняя женщина, мать, по-детски робеет, страшась выговора.
– Закройте дверь, – приказала Элизабет, когда Чарли вошла в кабинет.
Свекровь сидела за письменным столом спиной к двери. Чарли не видела необходимости закрывать дверь, в доме не было никого, кроме них двоих и прислуги. Но Элизабет Хобарт приказала, и Чарли послушно выполнила приказание.
Элизабет повернулась к Чарли.
– Сколько вы хотите? – спросила она.
– Простите? – переспросила Чарли, нервно поправляя волосы.
– Сколько вы хотите получить, чтобы покончить с этим лживым браком и вернуть свободу моему сыну?
У Чарли застучало в висках. Она заметила, что перед столом стоит стул с высокой спинкой, словно для подсудимого. Чарли раздумывала, садиться ей или ждать приглашения. И решила, что лучше остаться стоять.
– Я... – заикаясь начала она. – Мне не нужны никакие деньги.
Элизабет хмыкнула.
– Дорогая, конечно же, вы хотите получить деньги. Ведь вы именно за этим сюда пробрались?
Она открыла ящик стола и вытащила оттуда продолговатую чековую книжку в кожаной обложке, затем взяла серебряную ручку из серебряной чернильницы и начала заполнять чек.
У Чарли подгибались колени, и она с трудом держалась на ногах.
– Думаю, ста тысяч долларов будет более чем достаточно.
Элизабет вырвала чек из книжки и помахала им в воздухе.
Чарли подошла к стулу с высокой спинкой и села.
– Мне не нужны деньги, – повторила она и подумала, знает ли Питер о затее матери. – И я не собираюсь разводиться с Питером.
Элизабет швырнула чек на стол и откинулась на спинку кресла.
– Если вы хотите торговаться, то я на это не пойду, – объявила она. – Сто тысяч и ни цента больше. Решайте.
– Мне... мне не нужны деньги, – вновь повторила Чарли. – И я не расстанусь с Питером.
– Думаю, вам лучше всего уехать уже сегодня, – с улыбкой произнесла Элизабет. – До возвращения моего сына из Гонконга.
– Почему вы выбрали именно этот момент, миссис Хобарт? Почему вы ждали, когда будет готова детская?
– Я хотела посмотреть, как далеко вы можете зайти, если дать вам в руки деньги. Должна признаться, вы меня приятно удивили. Вы с умом распорядились деньгами. Можно только сожалеть, что ребенок не воспользуется детской. Откройте мне секрет, дорогая, кто настоящий отец ребенка?
– Питер – отец Дженни, – сказала Чарли без особой убежденности.
– Вы очень ошибаетесь, если думаете, что обманете меня, – прищурилась Элизабет. – Девочка даже отдаленно не похожа на Хобартов. У нее слишком темные глаза, слишком темные волосы.
Чарли отвела взгляд от свекрови и принялась разглядывать шкафы с рядами книг в кожаных переплетах, которые, как она подозревала, Элизабет никогда в жизни не читала. Элизабет некогда было читать, все ее время уходило на то, чтобы делать деньги. Делать деньги и еще отравлять людям жизнь. Чарли подумала о Дженни. Подумала о Марине, которая дала ей так много и ничего не потребовала взамен.
– Миссис Хобарт, – сказала Чарли, и ее голос зазвучал увереннее. – Я знаю, что вы меня не любите. Я знаю, что вы хотите изгнать отсюда меня и Дженни. Но я также знаю, что наше место здесь. Мы теперь члены вашей семьи, такие же как вы и Питер. – Чарли остановилась, чтобы перевести дух. – Что касается внешности Дженни, то нравится вам это или не нравится, но я из ирландской семьи, а многие ирландцы, как вам известно, темноволосые.
Чарли взглянула на Элизабет. Свекровь еле сдерживала бешенство.
– Я могу доказать, что Питер не является отцом ребенка.
Мысли Чарли заметались. «Думай о Марине», – напомнила она себе.
– Вы ничего не можете доказать.
– Для этого достаточно простейшего анализа крови.
– Только в том случае, если у вас будет анализ крови Дженни.
– Я его сделаю.
– А я вам не позволю. Я не разрешу вам прикоснуться к моему ребенку.
– Всегда есть возможность, дорогая.
Чарли встала.
– Мне кажется, вам лучше сначала переговорить с Питером. Он знает, что Дженни его дочь. Вы забываете, что ему тоже придется делать анализ крови.
Элизабет готова была уничтожить Чарли взглядом.
– Питер не пойдет против моей воли.
– Только не на этот раз, миссис Хобарт.
Чарли почувствовала облегчение. Она не могла поверить, что способна быть такой бесстрашной. Она не представляла, какое это приносит удовлетворение.
– Думаешь, ты очень умная, верно? – Элизабет схватила чек и разорвала его пополам. – Мы еще увидим, кто из нас умнее, дорогая. А теперь убирайся отсюда. У меня есть дела поважнее.
Облегчение сменилось растерянностью, и Чарли вышла из кабинета, раздумывая, как долго ей удастся продержаться на поверхности, прежде чем ее засосет безжалостный водоворот неблагоприятных обстоятельств.
– Думаешь, она знает? – спрашивала Чарли Питера, когда он на следующий день вернулся из Гонконга.
Питер покачал головой. Отвернул одеяло и лег в постель.
– Она не может знать.
– Нет, может. А что, если она проверит больницы? Если узнает, что я никогда не была беременна?
– Она считает, что не я отец Дженни, но она не подозревает, что и ты не ее мать.
Чарли устроилась рядом с Питером на широкой двуспальной кровати и накрыла ноги периной.
– Наверное, отец был прав. Такие вещи никогда хорошо не кончаются.
Питер снял очки и положил их на ночной столик.
– Думаю, мама никогда больше не вернется к этой теме.
– Но она выглядела очень решительной.
– Она хотела взять тебя на пушку, но из этого ничего не вышло. Если она заметит, что ты боишься, она будет чувствовать себя победительницей. Мать любит держать людей в напряжении.
