Гайя Колторти - Анатомия чувств
Покончив с ужином, вы снова разделялись, и каждый мог провести вечер, как ему заблагорассудится, хотя именно ваши родители всякий раз возвращались из дискотеки лишь под утро.
Что до остального, ты и Сельваджа спали в ее комнате и, разумеется, занимались любовью каждый вечер. Разговоры на темы: школа, друзья, работа, деньги и мировые бедствия — были категорически запрещены.
Ваши намерения расставаться на рассвете довольно скоро были забыты. С самого первого утра каникул, проснувшись в обнимку с Сельваджей, не побеспокоенный ни мамой, ни кем бы то ни было, ты отчетливо понял, что ваши предки устроили эту поездку специально, будто говоря: «Эти каникулы — наш второй медовый месяц, так что мы оставим вас в покое при условии, что вы сделаете то же самое». Словом, вы с Сельваджей были компаньонами в путешествии по обстоятельствам, потому что никто на самом деле в вас не нуждался.
Вы заходили в лучшие магазины в центре города и разглядывали вещи, которые вас привлекали. По очереди меняли магазины электронных товаров и одежды prêt-à-porter[60], бижутерии, обувные и lingerie[61], в каждом находя что-то, что вам нравилось.
Не всегда вы поддавались искушению сделать покупку, но кое от чего все-таки не смогли отказаться. Ты, например, от джинсов, которые тебе подарила она, должно быть, в минуту помрачения рассудка, а Сельваджа от милейшего платья, которое, хоть и стоило в четыре раза дороже твоих джинсов, ты захотел ей подарить. Черное, отрезное по талии, с юбкой фонариком, украшенное стразами от Swarovski. Жаль было бы оставлять это платье в магазине, оно ей так шло. Она еще не знала, но это платье она надела на новогодний бал. Боже, представляя ее рядом с подругами в этом платье, ты переполнялся гордостью, особенно потому, что рано или поздно они узнали бы, что все это — твои подарки, и восхищение (и зависть) ею возросло бы. Ты чувствовал себя вроде мецената, покровительствующего ее красоте. Мысль странная, но приносящая удовольствие.
— Почему ты настоял, чтобы купить его? — спросила она в ресторане, кивнув на пакет с новым платьем. — Что ты задумал?
— Ничего. Мне так захотелось.
— Я тебе не верю.
— Ну, хорошо. Я взял его для волонтеров.
Она засмеялась, вы обожали подкалывать друг друга.
— Я с тобой тоже в качестве волонтариата, — ответила она, — но в то время как ты не хочешь поведать мне причину этого приятного подарка, я не скрываю от тебя мотивы моей благотворительности.
— И каковы же они?
— Я неизлечимая альтруистка.
— И зачем же, по-твоему, мне так необходима твоя помощь?
— Ну, положим, маленькое доказательство любви для отчаявшегося человека может кое-что изменить, изменить его жизнь к лучшему. — И она потерлась под столом своей лодыжкой о твою.
— Отлично. А тебе не приходило в голову, что именно ты доводишь меня до отчаяния?
Короче, обменявшись колкостями и добродушными претензиями, вы преодолели критический момент объяснений, зачем ты купил ей это проклятое платье. Твоя сестра была довольно упряма и редко отступала, особенно, когда чувствовала, что за внешним равнодушием что-то кроется, но ты собирался сохранить тайну на все время каникул. Ты обрадовал бы ее, сообщив о бале, когда вы вернетесь домой. Она как раз к тому времени будет уже вне себя от того, что первый ваш совместный Новый год еще не организован.
К вечеру, взяв у отца машину, вы добрались до курорта Мизурина[62]. В пути говорили о театре. Оказалось, что Сельваджа в детстве мечтала стать актрисой. Завязался разговор, который перенес вас от «Двенадцатой ночи» великого Шекспира к Беккету и его «В ожидании Годо», а потом головокружительным сальто к современному театру Шарман Макдональд с ее знаменитой «После Джульетты»[63].
Сельваджа любила культуру, и в свои восемнадцать лет, подумалось тебе, обладала знаниями, которыми немногие ее сверстницы могли бы похвастаться.
Ты тоже был неплохо образован. Заслуга твоего отца, который как фотограф, может быть, был не очень хорош, но, вне всякого сомнения, был человеком просвещенным. Для него важно было, впрочем, так же, как и для мамы, чтобы вы могли занимать высокое положение не только благодаря счетам в банке, но в силу ваших личных достоинств.
Сомнений быть не могло, она была близка тебе по духу. Ух!
Изящно упакованные в комбинезоны, ботинки и лыжи, смеясь без причины, вы добрались на подъемнике до начала спусковых трасс. Там ты поправил каску Сельваджи и внимательно проверил крепление ее «россиньолов», если бы она упала, ты бы себе этого никогда не простил.
Когда она подала тебе знак, что готова, вы начали спускаться. К своему удивлению, ты обнаружил, что Сельваджа довольно неплохо умела обращаться с лыжами. Вот уж никогда бы не подумал, если вспомнить, как она обожала море.
Позже вы взяли напрокат сани, и ваша радость удвоилась. Она садилась впереди, и ты мог чувствовать, обнимая ее, как напрягались ее мышцы, когда адреналин увеличивался в крови из-за высоких скоростей. Помнишь? Ты громко смеялся а-ля Фантоцци[64] всякий раз, когда она вскрикивала от испуга, опасаясь вылететь из саней, и вы гротескно влетали в долину, как ракета, вышедшая из-под контроля.
Это был, наверное, самый счастливый день твоей жизни, потому что среди всех этих игр, и смеха, и шуток ты будто вернулся в детство, в те годы, когда она могла быть для тебя только сестрой.
70
Это была долгая и страстная ночь, вы лишились сил лишь около трех утра после непрерывного секса. Будто отрываясь от себя самого, ты резко должен был прервать бурные ласки и жгучие поцелуи. Да, ты вынужден был внезапно остановиться. Тебя как молнией ударило в самом разгаре твоего экспериментального творчества.
Ты помнишь? Сельваджа с покрасневшим от любовного возбуждения и нетерпения лицом насыщала собой каждую молекулу воздуха.
Ты потянулся к ночному столику и пошарил в поисках коробочки с презервативами, но, вот что странно, не нашел ее. Ты был уверен, что в запасе где-то была другая, кажется, в чемодане в твоей комнате. Ну, вообще-то можно было еще подождать, не было необходимости бежать за ней сейчас же…
Но с другой стороны, с этими вещами лучше было не шутить, верно?
С сожалением ты признал, что должен ненадолго оставить Сельваджу в изнеможении, пока ты будешь бегать за вожделенной запасной коробочкой. Затаив дыхание, ты шепнул ей, что тебе хватит минуты, чтобы принести необходимое, но она не дала тебе времени.
Она и слышать не хотела о твоем уходе. Ни на минуту, ни на меньше минуты. Она крепко держала тебя на крючке, не сдвинулась ни на сантиметр от твоего проклятого паха.
