Обречён любить тебя (СИ) - Мелевич Яна
KenarBoy: «Почему ты меня так ненавидишь? Я даже не знаю тебя».
На этот раз кролик тоже долго думал над сообщением, хотя обычно отвечал сразу. Ни ехидства, ни подколов, ни смайликов — похоже, у него пропало всякое желание шутить. Наверное, Антону следовало спросить раньше, но вряд ли его противник стал бы честно отвечать.
WhiteRabbit_0.2: «Дело вовсе не в тебе. Или в тебе, кто знает? Такой вот парадокс, Тони».
KenarBoy: «Можно поточнее?».
Их взгляды с Тасмановым пересеклись в зеркале. Пусть Марк не видел Антона физически, однако действовал по наитию. Так, как если бы они сидели рядом в салоне и советовались друг с другом.
WhiteRabbit_0.2: «Вряд ли ты захочешь слышать правду. Она, знаешь ли, очень неприятная. Особенно в свете последних событий, произошедших с твоим отцом».
Втянув носом воздух, Канарейкин скрипнул негромко зубами.
KenarBoy: «Начал с “а”, говори ”б”».
WhiteRabbit_0.2: «А если я скажу, что Павел Канарейкин совсем не такой хороший человек, каким желает казаться? Ради собственных амбиций и спокойствия твой отец убил ни в чем неповинного человека, а затем разрушил его семью».
Больше тянуть было нельзя. Кролик бы заметил манипуляции со стороны Марка и Антона, потому последний просто свернул окошко чата. Проигнорировал высветившееся сообщение с продолжением бессмысленных обвинений.
Во всяком случае, Канарейкин в это верил.
— Нулевой код, полный сброс параметров, — произнесли они с Марком одновременно.
Все вокруг померкло, погас свет и Антон замер, судорожно дыша, оставаясь в полном одиночестве временно заблокированной капсулы. А затем прозвучал долгожданный электронный голос системы:
«Игра окончена. Начинаю полное форматирование данных».
«Код 0» — команда фактического уничтожения всех сохранённых параметров, настроек и приложений. Она полностью уничтожала не только вредоносные файлы, но и стирала подчистую данные о владельце. Канарейкину оставалось надеяться, что Марк успел переключиться на ручной режим и никуда не врезался, когда бортовой компьютер перегрузился.
С тихим шипением дверца капсулы сдвинулась, и Татошка выбрался наружу. В комнате по-прежнему стояла удивительная тишина, все игроки лежали на местах. Он осторожно прошел вперед, цепляясь за видимые поверхности, ибо ноги подгибались — и наклонился над одной из капсул. Вадик продолжал пребывать в состоянии стазиса, а на маленьком экране высвечивались показатели его жизнедеятельности.
Проведя ладонью по лицу, Канарейкин выбрался наружу в полный зал, где вовсю грохотала музыка. Из-за внезапной смены обстановки и громких звуков он на минуту растерялся, потом шагнул вперед. Прямо к людям в виртуальных очках, которые двигались в такт басов и негромко подпевали голосу певца.
Несколько охранников покосились на бредущего через толпу Татошку, но не сделали попыток остановить: они давно научились не обращать внимания на странных геймеров. Наркоманы, алкоголики или просто ненормальные — лишь бы ничего не трогали и не разбивали капсулы, а то всякое бывало. Как-то порыве чувств от проигрыша один парень едва не забил до смерти бармена бутылкой газировки.
Ночной воздух приятно прошелся по коже, когда за спиной Антона закрылась дверь в гейм-бар. Голова раскалывалась, перед глазами плыло и стоял цветной туман. В голове билась одна-единственная мысль: узнать, как там Тасманов. Добрался ли до дома или нет. Он ведь не погиб в автокатастрофе, такие люди всегда находят выход из любой дерьмовой ситуации.
— Базик, отмена прошлых команд, — выдавил из себя Татошка и замер, глядя на противоположную сторону улицы.
Какой-то парень в белой куртке и черных джинсах помахал ему рукой. Затем наклонил голову к плечу, показал на темное небо и исчез за остановившимся автобусом. А когда тот уехал, вместо шутника в маске кролика остался только рекламный баннер на стене соседнего здания.
— Я на вас очень обижен, Антон Павлович, — проговорил Базик, и рядом появилась проекция его головы. — Ужасно беспечно. Такое поведение недопустимо.
— Знаю, — тихо ответил Канарейкин. — Я хочу домой, Баз. Вызови мне такси.
Вместе с коротким вздохом изо рта вырвалось облачко белого пара.
— …впредь прошу не отключать мою систему безопасности, поскольку… — искусственный интеллект резко замолк, будто что-то понял по выражению лица Антона, и коротко произнес:
— Сию минуту. Машина будет через несколько минут.
У самого дома Татошка несколько минут просидел в салоне, разглядывая родной двор, и устало прикрыл глаза, едва появилось мерцание в окнах квартиры Канарейкиных. Кто-то включил затемнение, чтобы скрыть появление лишних персон. Еще немного помедитировав, Антон открыл дверцу и выбрался наружу под лай соседской собаки. Толстый бультерьер подпрыгнул, выражая искреннее возмущение своему хозяину, едва Татошка прошел мимо недовольного соседа по площадке — подозрительного старика, который вечно на всех писал кляузы и регулярно вызывал полицию на любой шум.
— А-а-а, Канарейкин, — подслеповато прищурился он и немного придержал пса за кожаный поводок. — Опять болтаешься ночами? Ноги почти не держат, напился, поди.
Гордо выпятив хилую грудь под кашемировым пальто, мужчина презрительно скривил губы и ближе подтащил к себе бультерьера. Собака могла наброситься на рассеянного Татошку, который рылся в кармане в поисках карты-ключа — а их приличному дому такие скандалы не нужны.
— Угу, — отозвался Антон, когда наконец нашел нужную вещь и коснулся электронного замка. — На сходке был. Нюхали кокс с задниц симпатичных моделей, забили ритуальную девственницу и подожгли новенький «Ягуар». Смотрите нас в «Тик-ток», Борис Семенович, — он показал ошарашенному соседу большой палец, затем улыбнулся и скрылся за подъездной дверью.
В квартире стояла настоящая суматоха: из-за угла в угол носилась юлой Кира Канарейкина, командуя остальными родственниками, и периодически останавливалась, чтобы в пятый раз спросить у Марка о самочувствии. Над самим Тасмановым охала и ахала его мать, Раиса, дула на царапины, обрабатывала специальным гелем синяк на скуле. Гладила по светлым волосам, приговаривала, что он «ее любимый хвостик» и усердно душила в материнских объятиях. До скоропостижной смерти.
Иногда лучшего друга у чрезмерно любящей женщины пытался отобрать Елисей. Он тряс слегка придушенного Тасманова и приговаривал:
— Братюня, за тебя ноги оторву. И за Настьку прощаю, морду бить не буду. Такой стресс пережил, — пускал фальшивую слезу Канарейкин.
— Лиса, какой ты дурак. Отпусти его, может, у Марка сотрясение! — ругалась Алиса на мужа.
— Ничего, маленькая встряска полезна для его закостенелых извилин, — отшучивался тот в ответ, но трясти лучшего друга все-таки перестал.
Кристина Радова требовала стопку водки, ее супруг Сергей — отчета у полиции. Правоохранительный орган в лице сонного, взъерошенного Родиона Рамолова, которого явно недавно подняли с постели, судорожно кивал и цедил черный кофе из большой кружки Павла. Такое кощунство ему простили ради семьи. В конце концов, не каждый день драгоценные наследники попадают в странные аварии.
— Я понял уже, — отмахивался Родион от назойливого бизнесмена Радова. — Исследуем смарт-часы, машину уже отогнали на стоянку. Ваша девочка… э-э-э… как ее…
— Наташа, — подал голос из ниоткуда Влад.
— Да, вот она, — с важным видом закивал капитан Рамолов. — Мы взяли ее в качестве консультанта. Марк Ярославович, спасибо за содействие. Благодаря вашей храбрости мы сможем вычислить преступника. Благо он оставил цифровой след.
— Вычислить, — шипела Настя и отобрала у пробегающей Киры стопку водку, залпом отравив ту в рот. — Меня едва не оставили вдовой!
— Богатой, между прочим, — заметил Андрей Радов, и Кристина с ужасом воззрилась на сына.
— Ты что такое говоришь?!
— Настенька такого бы не пережила, — поджала губы Кира, затем покосилась на пустую стопку в руках дочери. — Коньяк принести? Брат завтра привезет еще две бутылки, можно распить на ночь.