Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни
Он реально случайно оказался в ресторане, заскочил по просьбе Семена и нежданно застал свою Бусинку, уже почти на пороге. Дел у него больше не было, и Боров предложил не напрягать Лысого, подвезти ее домой. Малышка не просто согласилась, а ради этого еще и задержалась, хоть и полноценно отработала перед этим. Но и не от этого Боров кайфовал всю следующую ночь.
Она уснула по дороге уже минут через пять, видно совсем забегалась со своей консерваторией, репетициями перед концертом и работой. Он всю дорогу поглядывал на свою девочку. На то, как играли с ее лицом тени от дорожных фонарей, как она хмурится или чему-то улыбается во сне. Смотрел, не пытаясь понять, что это все вызывает у него внутри. Просто смотрел и все тут.
А она спала. И продолжала спать даже тогда, когда он заглушил двигатель. Можно было ее позвать, в голос сообщить, что уже приехали. Вместо этого Боров наклонился и провел костяшками пальцев по ее щеке. Осторожно. Боясь придавить или причинить боль, прекрасная зная силу своих рук. Он касался ее кожи, балдея от этого ощущения, от тепла, какой-то мягкости, совершенно ему непонятной, и от этого — ломающей, дурманящей. Наверное, такой кайф испытывают нарики от дури до первой ломки.
Провел по волосам, опять заплетенным в косу, снова вернулся к щеке, задев сережку в ушке по пути.
И, похоже, именно это ее и разбудило. Бусинка вздохнула и медленно, с явной неохотой, открыла глаза. Сонные и потерянные, но все такие же счастливые и радостные, когда она посмотрела на него. И с тем же новым выражением, которое стало все чаще появляться в глазах Агнии в последние недели. Глубоким и неясным, немного напряженным и словно ожидающим от него чего-то.
— Приехали. — Заметил Боров, делая вид, что нет ничего ненормального или неправильного в том, что он так и продолжает поглаживать ее щеку.
И вся ее реакция лишь подтверждала, что это именно так.
Двумя глотками выпив горячий кофе, он сгреб со стола мобилку, сигареты и спички, и поднялся. Сидеть некогда, надо разгребать.
— Давай, уже все переоделись. Тебя ждут. Ты идешь? Агния, ау! Ты что, в этом платье собираешься по улице до бара тащиться? — Аня, ее однокурсница, стояла прямо перед Агнией и настойчиво пыталась привлечь к себе внимание.
Но Агния слабо реагировала на нетерпение девушки.
— Я не хочу. Идите сами. — Она вымучила из себя улыбку. — Что-то устала сильно, и голова просто раскалывается. Мне сейчас не до празднования наступающего.
— Да ладно, пойдем. Бокал шампанского или вина — и сразу голова отпустит, и веселей станет. Давай. — Аня подошла ближе и даже шутливо попыталась стащить Агнию со стула. Видно, во чтоб то ни стало, решила вытянуть сироту погулять в компании.
Но она не поддалась.
— Не надо, Ань, правда. У меня нет настроения. — Отвернувшись от девушки, она принялась вытягивать шпильки из высокой прически.
— Ну, как знаешь, конечно. — Аня сдалась, похоже. — Но если передумаешь, мы в «Антике». — Однокурсница остановилась на пороге.
Агния видела неуверенность на ее лице в отражении зеркала.
— Да, хорошо. Празднуйте. — Выдавить еще одну улыбку из себя не вышло.
Аня ушла, а Агния осталась одна в комнате, которую сегодня использовали как «гримерку». Даже и не комнате, в общем-то, так, в подсобке, небольшом закутке за сценой. Еще пару часов назад здесь стоял гам, творилась суета и неразбериха. Все, кто участвовал в концерте, старались выглядеть еще лучше, еще больше стать похожими на уже серьезных, «взрослых» артистов и исполнителей. Однокурсники перекрикивались, толкались и толпились. Подбадривали друг друга. Кто-то тут же распевался, кто-то разминал руки или лихорадочно пытался вспомнить слова, забывшиеся из-за волнений.
И Агния готовилась. Только не нервничала. Ежедневная практика перед совершенно разной публикой приучила ее спокойно относиться к выступлениям, а может, притупило остроту того самого «первого» раза. Бегая к сцене, она высматривала только одного человека среди гостей, заполнявших зал. Чьи-то родители, друзья, бабушки и дедушки, знакомые. К каждому, кто сегодня выступал, кто-то пришел.
Кроме нее. Вячеслав Генрихович так и не появился. Она ждала, все время ждала. Даже тогда, когда уже сама выступила, и просто смотрела, как выступали другие. Даже когда Зоя Михайловна завершала концерт словами похвалы и поздравлениями с наступающим Новым годом.
Только без толку. И дело было не в суматохе и количестве гостей. Агния знала, что все равно бы заметила, увидела бы Боруцкого. Разве еще в самый первый вечер знакомства с ним, она не ощутила, что он всегда выделяется из толпы? Знала она и то, что просто почувствовала бы его присутствие, его взгляд. Не смогла бы описать, как именно, но почувствовала бы. Только его не было.
И радостное предвкушение, с которым она больше месяца ждала этого концерта, сменилось опустошенностью. Настолько острым чувством одиночества, что стало по-настоящему больно внутри. Особенно от того, что все вокруг были окружены родными и любимыми людьми.
Сейчас все разошлись: кто-то домой, кто-то в бар, расположенный напротив консерватории, как Аня и многие другие однокурсники, праздновать приближение Нового года. Агния и раньше не планировала туда идти, теперь же — вовсе никакого желания не имелось.
Если честно, у нее была тайная надежда, что после концерта она сможет еще какое-то время провести с Вячеславом Генриховичем. Может он отвезет ее домой, как прошлым вечером, и она уговорит его остаться на чай. Или они могли бы просто погулять немного, она бы ему консерваторию показала, аудитории, двор с внутренней стороны…
Но сейчас, судя по всему, у нее имелся лишь один вариант — переодеться и пойти домой, где можно будет почитать книгу или заняться просмотром телевизора. А что, тоже выбор, разнообразие.
Отвернувшись от зеркала, висящего на стене, Агния спрятала шпильки в маленькую косметичку. Провела пальцами по уставшей коже головы, растирая ее, разбирая пряди. Все было лень делать, даже расчесываться или заплетать косу. Она ничего не хотела. Просто вот так сидеть. Еще бы не думать ни о чем, вообще стало бы хорошо.
Хотя, какой-там. Не было ей хорошо. Скорее очень-очень грустно. И горько. И обидно. Сильно обидно. Агния столько всего ждала от этого дня, от этого концерта, а получилось все совсем по-другому.
Нет, эта не была злая или гневная обида. Какое право она имела сердиться на Вячеслава Генриховича? Он взрослый человек, не связанный с ней ничем, кроме собственного участия. У него много дел, а может и семья, о которой Агния так и не решилась спросить, почему-то не желая знать, что Вячеслав Генрихович может заботиться еще о ком-то. Еще кому-то уделять время так, как уделяет ей. Еще с кем-то пить чай или говорить, или просто молча сидеть, слушая чьи-то рассказы и разговоры. Вот от этой мысли ей становилось действительно больно. И… как-то «жадно», если можно было сюда это слово применить.
