Юджиния Райли - Любовники и прочие безумцы
Однако ее слова его не убедили.
— Ладно, Тесс, хватит об этом.
— О чем “об этом”? — невинно спросила она.
— Послушай, ты что-то скрываешь! Ты выглядишь такой же довольной, как кошка, которая проглотила канарейку. Почему ты не спешила ехать за сокровищами? И главное, почему Фрэнк назвал тебя своим “несгораемым сейфом”?
Она загадочно смотрела на него.
— Вы несете вздор, Чарлз Эверетт.
— Хватит юлить, Тесс! Выкладывай!
Тереза расхохоталась:
— Маноло и его дружки зря копали здесь яму.
— Что?!
— Видишь ли, Фрэнк назвал меня своим “несгораемым сейфом”, потому что я специалист по седиментологии.
Чарлз поднял руку:
— Но какое отношение это имеет к сокровищам?
Все еще смеясь, она покачала головой:
— Слушай внимательно, Чарлз. Фрэнк перевел исторический документ, в котором говорилось, что клад зарыт на западном пляже, в тридцати шагах к северо-востоку от Старого пиратского мыса. Но с тех пор как здесь побывал Лаффит, прошло много времени, и прибой слизнул добрый кусок побережья, а сам мыс сместился в глубь материка.
— Ты хочешь сказать…
— Мне надо свериться с картами и планами, произвести кое-какие расчеты, и тогда я смогу определить настоящее местонахождение клада.
— Уму непостижимо!
— Ну подумай сам, Чарлз, — продолжала она с чувством, — сокровища здесь, ведь Фрэнк прислал мне старинные дублоны. Помнится, он часто рылся в моих тетрадях, расспрашивал меня о географических изменениях в этих краях. Видимо, он сам определил место, где спрятан клад, и даже начал раскопки, обнаружив у поверхности несколько дублонов, а потом нанял Маноло и его банду, чтобы они выкопали глубокую яму и помогли ему добраться до главных сокровищ. Но к несчастью, в дело вмешался Милтон Пиви и убил бедного Фрэнка. — Она вздохнула. — В любом случае, отправляя мне перевод, Фрэнк знал: я непременно догадаюсь, что клад надо искать в другом месте. Вот почему он назвал меня своим “несгораемым сейфом”.
— Понятно! — восхищенно протянул Чарлз.
Она кивнула на его коллег по работе, которые уже уложили в багажник лопаты и теперь садились в машину.
— Скажем им?
Он озорно усмехнулся:
— Ребята устали. Мне не хотелось бы причинять им лишние хлопоты.
— О да, копать землю — это так утомительно! Того и гляди заработаешь грыжу.
— Вот именно.
Они обнялись.
— Так что будем делать, милый? Откопаем клад и поделим его с несчастной матерью Кларка Суинсона или оставим сокровища здесь?
Чарлз задумался.
— Ладно, мы еще успеем это обсудить, — сказала Тереза, поцеловав его в щеку. — У нас впереди целая ночь.
Он крепко прижал ее к груди.
— Ты ошибаешься, милая. У нас впереди целая жизнь.
Они соединили губы в страстном поцелуе. Рядом мерно шумел прибой, ветер трепал их одежду, а закат придавал двум силуэтам золотое сияние…
Эпилог
Тереза лежала в гамаке закрытого дворика приморской гостиницы и раскачивалась под музыку калипсо, долетавшую с пляжной веранды для танцев. Она была в бикини с ярким рисунком и пестром саронге (Саронг — индонезийская национальная одежда.). Они с Чарлзом только что искупались, и у нее еще не высохли волосы.
С двух сторон дворик огораживали шпалеры с бугенвиллеей, которые позволяли им обозревать безупречно белый пляж и голубое сверкающее Карибское море, оставаясь при этом незамеченными. День стоял чудесный — теплый и солнечный, в пенные волны ныряли чайки.
— Желаете еще выпить, миссис Эверетт?
Тереза подняла глаза на мужа, выходящего из коттеджа в плавках и с бокалом коктейля “Майтай” (“Майтай” — коктейль из рапа и ликера “Кюрасо” с фруктовым соком.) в руке. Другую руку он держал за спиной. Она окинула взглядом его стройное загорелое тело, особенно отметив, как рельефно вырисовываются под плавками его мужские достоинства, и ощутила прилив гордости: этот красавец — ее муж!
— Миссис Эверетт… — задумчиво повторила Тереза, взглянув на свой свадебный гарнитур — перстень с огромным бриллиантом, оправленный в платину с золотыми краями, и такое же обручальное кольцо. — Наверное, я не скоро привыкну к этому обращению.
— У нас впереди целая жизнь, милая.
— Конечно, ведь мы только вчера поженились.
— Неужели только вчера? За развлечениями кажется, что прошло уже много времени! — Опустившись на колени, он протянул ей коктейль. — Тебе понравилась наша свадьба в Галвестоне? Надеюсь, она была не слишком скромной?
От счастливых воспоминаний на глазах у Терезы выступили слезы.
— Все прошло замечательно. Да и как могло быть иначе, ведь твой отец сам венчал нас в часовне!
Он подмигнул:
— Судя по тому, как рыдала моя мама, церемония удалась.
— Одри — чудесная женщина, — сказала Тереза. — Твой папа мне тоже понравился. И дядя с тетей из Остина. Твои родители пригласили нас на Рождество к себе в Англию, ты не забыл? Я так рада, что наши семьи подружились! Мои родители сильно переживали смерть Фрэнка… Надеюсь, веселые торжества подняли им настроение.
Он кивнул.
— Кстати, о веселье. Я думал, мне придется силком оттаскивать Билли Боба от графина с пуншем. А когда он начал рассказывать этот скабрезный анекдот про овцу и полнолуние, я чуть не заткнул ему рот кляпом. Но все равно хорошо, что ты пригласила его на нашу свадьбу, дорогая.
— А как было не пригласить? Он же спас нас от смерти! После вечеринки твои родители отвезли его домой, хотя твоему отцу явно не понравилось его фривольное поведение.
— Вряд ли мои родители когда-нибудь привыкнут к раскованности американцев, — признал Чарлз с усмешкой. — Я видел, как папа осуждающе поднял бровь, заметив, что твоя тетя Хэтч целуется в темноте с Гарольдом Робинсоном.
— Да ты что? — в восторге вскричала Тереза. — А я не видела! То-то они так рано ушли.
— Сейчас они, наверное, уже в Танзании — охотятся на львов и тигров, — Он погрозил ей пальцем: — Кажется, милая, ты постепенно утрачиваешь сыщицкий нюх.
Она смотрела на него с любовью.
— Это потому, что я не отрываю глаз от своего молодого мужа.
— За это надо выпить! — объявил Чарлз, но вместо этого нагнулся и поцеловал ее в губы.
В ее взгляде мелькнуло любопытство.
— А теперь скажи, что ты прячешь за спиной.
Он хмыкнул:
— Это сюрприз, милая. Скоро увидишь.
Она нетерпеливо потянулась к нему:
— Что там у тебя, Чарлз? Сексуальная игрушка?
— Как ты могла такое подумать?! — воскликнул он, напустив на себя возмущенный вид, потом взял у Терезы бокал и поднес его к ее губам. — Выпей, милая.
Она скривилась и покачала головой: