Алина Феоктистова - Тепло твоих губ
Потом она узнала, что Олег должен приехать в конце июня, когда сдаст все экзамены. А он все не приезжал и не приезжал.
Марина тяжело переживала разлуку с любимым, и теперь все разговоры с сестренкой вертелись вокруг одной темы — скорого приезда Олега.
Однажды Елене Ивановне занедужилось, и Марина, как это часто бывало, сама взялась за очередную стирку. Полина немедленно увязалась за сестрой… Марина стирала, а она, сидя на подоконнике, смотрела, как та привычным жестом загружает в гудящие стиральные машины использованное белье отдыхающих, и приставала к ней с расспросами.
— Марина, расскажи еще раз про вашу самую последнюю встречу… Помнишь, меня мама на три дня домой в поселок уводила, и я даже не видела его почти.
— Мы не расставались три дня и три ночи, — говорила Марина. — А ночами было полнолуние, и луна заглядывала в окно. А в свете луны глаза его казались еще больше и чернее. И он шептал мне: «Марина, Мариночка, если бы ты знала, как я тебя люблю», а его пальцы гладили мою щеку. Они у него такие нежные и ласковые. И он касался моего тела с такой же осторожностью, как всегда, сначала прикасается к клавишам пианино, прежде чем начать играть. И когда он касается клавиш, он извлекает чудесную музыку из инструмента, а когда моего тела, то я попадаю в страну счастья, и мне ничего не нужно.
— А ты ему ответила что-нибудь? — мечтательно глядя в окошечко прачечной, спросила Полина.
— Я ответила: «Я знаю, как ты меня любишь. Я сама тебя так же люблю, милый мой, и всегда буду любить, до самой смерти. А если можно, то и после».
— А если можно, то и после, — Полинкины губы непроизвольно повторили слова сестры. — Как красиво! А он потом больше ничего не сказал?
— Он? — Марина закончила загружать машины, включила их и опустилась на перевернутый решетчатый ящик для белья. — Он, конечно, много говорил, — и ее взгляд тоже, как и Полинки, устремился прочь из подвала, где гудели машины с грязным бельем. — Он говорил: «Какая ты красивая, какая родная, я все наглядеться на тебя не могу». И знаешь, Полечка, что странно. Мы когда жили вместе в Москве, было счастьем все. И стирать ему одежду, и готовить ему, и мыть посуду, и в магазин ходить.
— Да ну, быть не может, что же приятного, стирать, посуду мыть, — недоверчиво уставилась на сестру Полинка. — Вот в это я ни за что не поверю. Как будто я посуду не мыла да в магазин не ходила! Скука одна…
— Это ты не веришь, потому что сама еще не любила, — засмеялась Марина. — Мне тоже так казалось, пока я его не встретила. А ведь почему так получается? Я его люблю, и делаю это для него, и мне хочется это делать. И это уже не как работа, а как праздник. Потому что для него, понимаешь?
Полинка отрицательно мотала головой. Этого она не понимала.
— А где Елена? — их разговор прервала тетя Зина, подруга матери. Зина жила в поселке и работала почтальоном. Женщина она была одинокая и очень добрая. Единственной слабостью «тетьзины» было пристрастие к чужим письмам, которые она тайно распечатывала, а потом не очень аккуратно заклеивала. Если же кто-то из получателей обнаруживал дефект, то Зина смущенно разводила руками и говорила: «Должно быть, в дороге порвалось». Маму Марины и Полины она называла просто Леной и часто забегала к ней — обсудить содержание полученных писем, просто попить чайку.
— Мама у себя, — ответила Марина. — Она неважно себя чувствует.
Голова тети Зины скрылась.
— Слушай, Полинка, я тебе первой скажу, — вдруг какой-то совершенно новой улыбкой, отрешенной, но счастливой, улыбнулась Марина. — Только ты маме не говори пока. Еще нельзя.
— Честное слово, не скажу, — горячо заверила Полинка.
— Тогда, в тот раз мы так друг другу обрадовались, что все на свете забыли. И у меня теперь ребенок будет от него. Еще не скоро. Ему там, — она показала на свой живот, — трех месяцев нет, он еще и не человечек даже, а я его уже люблю.
— Потому и будет ребенок, что очень счастливы были, — сделала вывод Полинка, которая, конечно, знала об отношениях полов и знала, отчего рождаются дети, но не знала о способах предохранения и думала, что момент зачатия наступает тогда, когда ты безумно счастлив.
— Вот он приедет, и мы поженимся. Тогда уже и маме сказать будет можно. Она ведь не поймет, если я скажу, что до свадьбы ребенка жду. Ей перед всеми в поселке стыдно будет. И перед тетей Зиной, — Марина засмеялась. — В их времена все по-другому было. Сначала нужно замуж, а уж потом детей. А я считаю, если любишь, то какая разница?
— Никакой, — согласилась Полинка. — Все равно ведь поженитесь, — и тоже засмеялась. — Маринка, а я, когда маленькая была, тоже думала, что дети рождаются только после свадьбы.
— Я тоже так считала, когда такая, как ты, была. — Марина продолжала улыбаться. — Так ты не сказала, ты рада, что у тебя племянник будет?
— Да, — неуверенно произнесла Полинка. Она не понимала, как можно радоваться тому, чего еще нет и неизвестно, когда будет. И уж, конечно, не понимала, как может Марина уже сейчас любить этого неродившегося еще малыша. Маленьких ребятишек Полинка, как любая нормальная девочка, любила. Ей нравилось возиться с ними на пляже, играя в дочки-матери. Вот когда ее племянник или племянница родится и ее или его можно будет подержать, сунуть ему соску, или, когда подрастет, одевать, кормить, таскать на руках, учить плавать, она, наверное, испытает какие-нибудь чувства. «Все-таки много странного в жизни и любви», — подумала Полинка. Ей захотелось подробнее расспросить, чувствует ли Марина, что у нее в животе кто-то есть. Но все белье в машинах уже кончилось… Впрочем, они еще с полчаса провозились с сортировкой белья, прежде чем подняться наверх, к маме.
У двери номера их встретила тетя Зина. Лицо у нее было расстроенное.
— Только что «Скорая» приезжала, — тетя Зина отвела в сторону бегающие глаза. — Сердце у Лены прихватило. После укола, правда, полегчало ей. Но на всякий случай в больницу забрали…
В последнее время поселковая «Скорая» зачастила в гости к Елене Ивановне, давно страдавшей гипертонической болезнью. Поэтому сообщение тети Зины не вызвало у дочерей особой паники, и они, войдя в номер, тут же стали договариваться, кто завтра пойдет к маме в больницу.
Полинка, вызвавшаяся первой, пошла проводить тетю Зину, а Маринка занялась уборкой. Возвратившись, Поля застала старшую сестру, склонившейся над каким-то листком бумаги.
— От мамы? — спросила Полинка. «Убывая», как шутила Елена Ивановна, в больницу, она обычно оставляла дочерям пространные послания. — Что пишет?
Марина не отвечала…
— Марин, — Полинка тихонько, кончиком пальца толкнула сестру в плечо. — Ты что, из-за мамы? Не переживай, все обойдется. В нашей больнице, знаешь, врачи какие…
