Елена Гайворонская - Наследство
– Куда? Зачем? – всполошилась она, оправляя прическу и платье. – Я не могу. Я сейчас не в форме. Я даже не представляю, что надо говорить…
– Глупости, – оборвал он решительно, но мягко. – Ты прекрасно выглядишь. Там один бизнесмен из России, очень важный человек, прибыл со своей супругой. Займешь ее на пару часов. Поболтаешь о погоде, о моде, покажешь сад.
– Может, лучше Нина?
– Нина..: – Асим сделал неопределенный жест рукой, подавив легкий вздох. – Отныне наши пути в бизнесе расходятся. Вынужден признать: она не годится на вторые роли. Нина дочь своего отца. Иногда ученики превосходят учителей. Что ж, так и должно быть. Но теперь у меня снова есть ты. – Он коснулся губами ее узкого запястья.
– Ты представишь меня как личного секретаря? – робко осведомилась Фериде.
– Нет, это не подойдет. Пожалуй, я представлю тебя как свою жену. – На миг запнувшись, Асим заглянул в изумленное лицо женщины, озарившееся нежным лучистым светом. – Если ты, конечно, не против…
Нина поднялась в свой кабинет.
С высоты четвертого этажа было видно, как бесновался в безумном угаре фейерверками, музыкой и бряцанием посуды отель. Ее дворец. Ее крепость. Ее сказка. Ее бал… Нина села в кожаное кресло с высокой спинкой, оттолкнулась от пола, и стены медленно поплыли вбок.
«Когда я вырасту, тоже буду руководить…»
Она победила.
Но радости не было. Только тщеславная гордость, удовлетворение и усталость. И легкая грусть оттого, что ее сказка закончилась, не успев начаться…
Я счастье разбил с торжеством святотатца,
И нет ни тоски, ни укора…[14]
На сей раз Нина не стала отбрасывать от себя обрывки сентиментальных теней прошлого, мучительных и сладостных воспоминаний, доставшихся ей в наследство от наивно-романтичной девочки, удивительно нежной и милой, которой больше нет. Неужели по-своему права была Надежда, отчаянно, безрассудно искавшая свою, отличную от отцовской, формулу счастья?!
«Слушай музыку, дочка, слушай себя…»
– Надежда… – проговорила она, печально улыбнувшись почти позабытой призрачной женщине, чьи черты неумолимо проступали сквозь иные, отраженные в зыбкой плоскости ночного окна. – Надежда… Мы с тобой обе дуры несчастные… Ты прости меня…
Нина встала с кресла, которое от легкого толчка возобновило свое медленное движение по замкнутому кругу. Выключила свет. Плотно закрыла за собой дверь. Лифт работал, но она почему-то спустилась по лестнице и вышла через черный ход. Полушагом-полубегом удаляясь от сказочной эйфории по тропинке к морю.
На берегу было пустынно. Жизнь сосредоточилась на празднике, оставшемся за спиной. Нина скинула туфли, подняла плоский овальный камушек и, прицелившись, подсекла им возмущенно зашипевшую волну. Камушек подпрыгнул два раза.
– Есть! – воскликнула она, ощутив неожиданную гордость, будто от этого детского умения зависело что-то важное в жизни.
Из отеля доносились звуки танго. Танца страсти. Танца для двоих. Жаль, что сейчас у нее не было партнера… Впрочем, она давно разучилась танцевать. Или нет?
Это был странный танец: одинокий, с закрытыми глазами, на залитом лунным светом берегу… Тело само находило нужные движения. Оно было невесомо, как платье, и не подчинялось ей более.
«Слушай музыку, Ниночка… Слушай себя… Танец – это. жизнь…»
Она помнит. Ее ноги, плечи, губы, ее душа помнит эту музыку… Значит, она все-таки не умерла в тот роковой вечер…
Нина вдруг почувствовала, как ощущение неизъяснимой легкости переполняет ее до краев. Она могла танцевать, петь, смеяться, парить… Да, она запросто взлетит к этой пронзительно-желтой луне, чтобы ее погасить. И, когда на земле воцарится благодатная тьма, людям станет легче почувствовать себя и друг друга. Ведь глаза так часто лгут…
– Здравствуй…
Музыка стихла. Нина обернулась на этот голос, все еще не решаясь открыть глаза… Голос, который она узнала бы из миллиона. Голос единственного в мире мужчины, способного творить чудеса…
– Этот чертов самолет умудрился сломаться, и была задержка… Я так торопился. Но все-таки опоздал… Извини.
– Я думала, ты не приедешь… Я рада, что ты здесь. Очень.
– Я бы прилетел на ковре-самолете, но вспомнил, что ты не веришь в сказки…
– Уже немного верю.
– Это здорово. Спящая царевна, ты не хочешь проснуться?
– Не могу. – Она покачала головой. – Ты должен меня разбудить…
– Вдруг я окажусь не тем, кого ты ждешь?
– Ты самый робкий рыцарь в мире.
– А ты самая непостижимая из принцесс… И еще ты классно танцуешь…
– Я могу научить тебя. Хочешь?
– Очень… – успел он прошептать, пока их губы искали встречи. – Я хочу этого больше всего на свете…
– Я тоже… Прости меня. Я была дурой.
– Нет, ты просто была заколдована. А сейчас чары рассеются… Только для этого необходимо еще кое-что.
– Что? – спросила Нина, приоткрыв один глаз.
– Ты должна сказать, что любишь меня и хочешь быть со мной.
– Мне страшно… – шепотом призналась Нина.
– Ты же очень смелая…
– Нет, на самом деле я отчаянная трусиха. Я боюсь очень многого: лжи, предательства, потерь…
– Я тоже этого боюсь. Но вместе мы справимся.
– Думаешь?
– Уверен.
– Может, стоит попробовать?
– Конечно. Ты же рисковая девчонка. Ну, давай… Думаешь, мне было проще? Я ведь тоже никому не говорил этого прежде.
– Правда?
– Честное рыцарское. Ну, давай. Я люблю тебя…
– Я… люблю… тебя… – выговорила Нина почти по слогам, словно произносила эти слова на чужом языке. Это была самая трудная фраза в ее жизни. Но вторая часть далась значительно легче. – Я хочу быть с тобой. Всегда…
А в «Надежде» царило спокойное равновесие. Такое же установилось и в душе Али впервые за последний десяток лет. Уже съезжались первые туристы – охотники за ранним теплом. Но в баре было немноголюдно. Парочка студентов-немцев, начхавших на образовательный процесс, да чинная пожилая дама, потягивающая чай со льдом.
– Скажите, господин бармен, – обратилась она по-русски, – вы давно здесь работаете?
– Да, мадам.
– Говорят, у этого отеля есть какая-то удивительная легенда. Печальная романтическая история любви… – Ее глаза заблестели, румянец окрасил увядшие щеки в оттенок заката.
Никто не любит мелодраматических сюжетов больше, чем одинокие пожилые дамы. Наверно, таким образом они заново переживают свою молодость, их пылкое воображение наделяет воспоминания новыми безрассудствами, страстями, приключениями, которых не было никогда…
– Не могли бы вы рассказать?
