Телохранители тройного назначения (ЛП) - Голд Лили

— Прости, — говорю я, когда он достает мочалку из корзины с бесплатными туалетными принадлежностями и подставляет её под кран.

— За что, милая? — Он опускается на колени у моих ног, осторожно берет ступню в руку и начисто вытирает её.

— Что не в состоянии сделать это сама. — Я просто сижу здесь, ощущая себя грустным, голым, бесформенным нечто.

Он поднимает на меня взгляд.

— Это нормально, любимая. Я видел как это происходит со многими парнями после заданий.

Я смотрю, как он трет мочалкой мою икру.

— Мм?

— Ага. Черт возьми, после того, как мы попали в больницу после нашей последней миссии, Кенни не разговаривал где-то неделю. Просто целыми днями сидел в постели, уставившись в стену. Иногда твоему мозгу нужно восстановиться. — Он целует мое колено. — Всё пройдет. Обещаю.

Я киваю.

Глен очищает всё мое тело мягкими, успокаивающими движениями, затем выжимает мочалку и выбрасывает в мусорное ведро.

— Хочешь, чтобы я вымыл твои волосы, милая?

Я думаю и затем киваю. Мои волосы полны пота, грязи и крови. Я позволяю ему опустить меня так, чтобы голова оказалась в раковине. Под струей теплой воды он тщательно промывает мои волосы шампунем. Его грубые пальцы почти невыносимо нежны, пока он вымывает грязь. Мы почти не говорим. Я закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Одна крошечная ниточка эмоций вспыхивает внутри меня, освещая огромную темную пустоту в моих мыслях.

— Я люблю тебя, — шепчу я. Он вздыхает, наклоняется и очень нежно прижимается своими губами к моим.

— Это чувство взаимно, ласс.

Когда я прихожу в себя настолько, насколько это возможно, Глен вытирает мои волосы и приносит одну из своих рубашек и пару джоггеров. Когда мы входим в гостиную, Кента расставляет на кофейном столике контейнеры с едой навынос.

— Я не голодна, — говорю я ему, дрожа. Я думаю о тарелке с жареным цыпленком и чуть ли не срываюсь на бег обратно в ванную, чтобы вырвать.

Глен сжимает мое плечо и подводит к дивану.

— Просто попробуй. Здесь всего понемногу. Просто возьми то, что тебе приглянется.

Мэтт, который так и не сменил свой запятнанный костюм, врывается к нам и, схватив коробку наугад, направляется к балкону.

— Пойду покараулю, — бормочет он.

— Зачем? — огрызаюсь я, мой голос холоден. — С ним покончено.

Он останавливается в дверном проеме, затем отодвигает стеклянную панель и выходит наружу.

— Хочешь лапшу из черной фасоли? — Кента протягивает мне коробку. — Спринг-роллы?

Я качаю головой, прижимаюсь лицом к шее Глена и вдыхаю его запах.

Кента садится рядом со мной. Возможно, мне это кажется, но он выглядит шокирующе бледным.

— Ты потеряла кровь, милая. И вырвала всем, что было у тебя в желудке. Тебе следует что-нибудь съесть.

— Я всё ещё чувствую тошноту.

— Тогда просто рис. — Он наклоняется, чтобы зачерпнуть немного на тарелку. — Может от него тебе станет лучше.

Глен трется своей шершавой щекой о мою, и я чувствую, как что-то сжимается у меня в горле. Моя губа начинает дрожать. Кента протягивает мне небольшую порцию риса. Я беру тарелку, подношу вилку ко рту… и тут же заливаюсь слезами.

Глен обнимает меня крепче.

— Ох, Брайар.

— Это нечестно! — кричу я. Внезапно внутри словно прорвало плотину, и меня захлестнуло эмоциями. Гневом. — Я не сделала ничего плохого!

— Конечно, — успокаивают они оба.

Я машу рукой на балконную дверь.

— Тогда почему, черт возьми, он прячется от меня?! Почему он ведет себя так, будто я все испортила? Почему мне объявили бойкот?!

Кента делает паузу.

— Подожди. Ты имеешь в виду Мэтта?

— Меня ранили, а он не хочет меня успокоить. — Я стискиваю зубы, сердито вытирая щеки.

Мужчины обмениваются взглядами.

— Он напуган, — говорит Кента.

— Он напуган. — Я встаю, с громким стуком ставя тарелку на стол. — Этот человек служил в САС, но слишком труслив, чтобы обнять меня? Ради бога, я тоже напугана. Я думала, ему не наплевать!

— Думаю, он разбирается в оружии гораздо лучше, чем в своих собственных чувствах, — уныло говорит Кента.

— Мне всё равно! — Откидывая назад влажные волосы, я топаю в сторону террасы и толкаю раздвижную дверь. Мэтт сидит в садовом кресле, глядя на горизонт. Лос-Анджелес, полный ярких огней, сверкает под нами.

— Ты караулишь на балконе? — огрызаюсь я. — Разве ты не рискуешь быть подстреленным снайпером или что-то в этом духе?

Он поворачивается и смотрит на меня. Дрожь пробегает по мне, когда его холодные глаза встречаются с моими. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Я пытаюсь разобраться в эмоциях, вспыхивающих в моем сознании. Боль от того, что он не разговаривает со мной. Гнев от того, что он солгал мне. Облегчение от того, что с ним всё в порядке.

Любовь, притягивающая меня к нему, словно ракушку, подхваченную приливом.

Я хмурюсь, подавляя это чувство.

— Мне очень холодно, — бормочу я.

— Это реакция организма на повышенную тревожность, — медленно говорит он. — Из-за адреналина кровь приливает к внутренним органам, чтобы можно было более эффективно защищаться. Потеря крови может вызвать чувство холода.

Я фыркаю.

— Ага, спасибо, WebMD^[74]. — Я скрещиваю руки на груди. — Мне холодно, — повторяю я.

— Хочешь вернуться внутрь?

— Нет.

Он ерзает, одергивая свой мятый, грязный смокинг.

— Хочешь одолжу пиджак?

Я морщу нос.

— Нет.

Он ждет. Проходит пара секунд.

— Тогда… чего ты ждешь?

— Того, что ты предложишь согреть меня, тупица.

— Ох. — Он делает паузу, затем неуверенно раскрывает объятия. Я забираюсь к нему на колени и прижимаюсь к его груди. Я слышу, как его сердце колотится у моего уха. — Я думал…

— Я всё ещё злюсь на тебя, — предупреждаю я его. — Но я могу злиться и обнимать тебя одновременно.

— Ладно. — Он кажется немного ошеломленным. Я зарываюсь лицом в него, стараясь дышать спокойно. Некоторое время мы молчим. На улице под нами гудят автомобильные двигатели и слышны несколько пьяных криков, разносящихся в ночи. Легкий ветерок касается моих волос. Мимо нас проносятся воющие полицейские сирены, и я снова начинаю плакать. Он притягивает меня ближе.

— Мне жаль, — грубо произносит он. — Брайар, мне так жаль. Ничего из этого не случилось бы, если бы я просто был с тобой честен.

Я сжимаю в кулаке его рубашку.

— Что ранило меня больше всего, так это то, что ты был такого невысокого мнения обо мне. Что ты думал, что я избалованная, эгоистичная и достаточно глупая, чтобы подвергнуть опасности жизни других людей только для того, чтобы отомстить этому парню. Я правда думала, что ты знал меня. Что ты уважал меня.

Он хмурится.

— Я не был невысокого мнения о тебе. Я просто был очень напуган. Очень сильно напуган тем, что могу потерять тебя. Когда возглавляешь команду, ты несешь ответственность за их жизни. И иногда… ты делаешь неправильный выбор. — Я слышу, как он сглатывает. — Я пытался перестраховаться, но это лишь привело к неприятным последствиям, и мне жаль. Ты была нужна мне живой, и, на мой взгляд, держать тебя в неведении было лучшим из возможных вариантов. — Он вздыхает. — Я недооценил тебя.

— Это так. И из-за этого взорвались бомбы. Я подвергла людей опасности, потому что ты не позволил мне увидеть всей картины. Люди пострадали из-за меня, Мэтт. Я знаю, что ты понимаешь, каково это. Тогда, какого черта ты так поступил?

Он вздрагивает.

— Я… я и раньше терял людей. Друзей. Братьев. Они умирали у меня на глазах. И каждый чертов раз я чувствовал, как частичка меня умирает вместе с ними. Я забирал их обручальные кольца и возвращал домой, к их женам. Смотрел на их детей, лишившихся папы, и чувствовал, как сам погибаю внутри. Но я никогда… — Он качает головой. — Частичка меня не умерла бы, если бы ты исчезла из жизни. Я бы просто прекратил свое существование. Я бы… я бы покончил с этим. Всё бы просто погрузилось во тьму. Я бы не вернулся после такого.