Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза

— Это Лена? Что случилось? Что с папой? — осипшим голосом шепчет Полина. — Стас, что с папой?

Блядь, как бы было хорошо, если бы я хотя бы вышел, чтобы она ничего, нахуй, не слышала.

— Всё в порядке, принцесса, — я успокаивающе целую её в лоб и заключаю одну её руку в свои. — Сейчас снова ложись спать.

— Нет-нет, скажи. Это она, это её голос. Она плакала, что случилось? Что произошло с папой? — её шёпот становится громче, но боязливее. Она прерывисто дышат, глотая слова и появляющиеся на глазах слёзы. — Пожалуйста, скажи мне.

— Ничего не произошло.

— Ты врёшь. Куда ты уезжаешь? Я поеду с тобой.

Не успев застегнуть рубашку, я обхватываю плечи Полины, когда она встаёт на ноги.

— Малыш, ничего не произошло. Я поеду по делам и вернусь. Ты сейчас вернёшься в кровать и продолжить спать, а когда проснёшься, я уже рядом.

Это блядская ложь, но я не могу позволить ей сейчас волноваться и переживать о том, что я не видел собственными глазами. Лучше мне держать её в неведении и самому не видеть, как будет ей больно и плохо от того, что сейчас происходит с её отцом.

Она настолько хрупкая, что любая новость может убить её, уничтожить. Я не могу позволить. Я, который ненавидел её отца за то, что он занимает отдельное место в её сердце. Я не позволю ничему разбить это хрупкое сердце. Я существую, чтобы беречь это хрупкое сердце.

— Я поеду с тобой, — трясётся Полина, прижимаясь к моей руке. — Или одна, без тебя, но поеду.

— Ты не выйдешь из этого дома.

— Стас… — плачет она, разрывая моё сердце на столько кусков, что их нельзя сосчитать. Не говоря уже о том, чтобы собрать воедино. — Это мой папа. Это единственный человек, который мне важен, кроме тебя. Пожалуйста… — умоляет она, оставляя влагу своих слёз на моей груди. — Пожалуйста, я должна знать, что с моим папой… Я не смогу просто уснуть, ты ведь понимаешь это. Я буду одна, без тебя, и это убьёт меня.

Даже в такой ситуации она знает, на что давить и как в очередной раз заставить меня поджать яйца и сделать так, как она просит.

— С ним всё будет хорошо, принцесса.

Потому что я не собираюсь лишаться тестя, не собираюсь наблюдать за страданиями своей девочки, поэтому я поставлю на уши все больницы. Ни один грёбанный врач не уснет сегодня, пока не скажет, что с ним всё будет в порядке.

41. Безумец и раб

Мы стоим в отделении реанимации и интенсивной терапии, через стекло наблюдая за тем, как медперсонал и двое врачей столпились над телом моего тестя. Пока я ехал к своему нему, я вызвал скорую, потому что не знал, насколько всё плохо и мне необходима была подстраховка в виде медицинских работников. Я не мог вести его в частную клинику сам. Я не знал причины его состояни, в любой момент что-то могло случиться, у него могло остановиться сердце. Я не дал его сиделке вызвать скорую, потому что именно мой тон заставил их приехать через три минуты после звонка.

Лабораторное исследование крови показало, что у моего тестя в организме куча снотворного и крепкого алкоголя в перемешку с препаратами от артериального давления.

Дрожащими руками Полина обнимает свои плечи, в то время как я прижимаю её к себе и почти не даю ей дышать своим гигантским телом. Мне хочется забрать все её слёзы и впитать всю боль, которой она сейчас упивапется. Одной рукой я обнимаю её за талию и прижимаю к себе, другой рукой беспрерывно глажу каштановые волосы. Она перебирает самые худшие варианты у себя в голове, пока я шепчу слова утешения.

— Стас, вдруг папа не проснётся, вдруг он умрёт, — рыдает она, разрывая меня на куски своими рыданием.

— Ты думаешь, я позволю ему умереть?

— Боже, если папа…

— Полина, — твёрдость моего голоса заставляет её замолчать, но не вздрогнуть, она лишь с ещё бо́льшей силой прижимается ко мне. — Я отправлю тебя домой, если ты не прекратишь думать об этом. Ты собираешься домой?

— Нет, — шепчет она, снова разрывая мне сердце своими слезами, следы от которых остаются на моей рубашке.

На самом деле, я в любом случае собираюсь отправить её домой в ближайшее время.

В очередной раз я понимаю, что вся моя жизнь зависит от этой девушки, от моей жены. Если на её лице улыбка, мир будет в порядке. Но если она плачет, я сожгу этот мир к собачьим чертям.

— Я запрещаю тебе думать о чём-то плохом, ты меня услышала?

— Да.

Со стороны может показаться, что я просто её успокаиваю, но я собираюсь уничтожить все её внутренние терзания. Первым делом, когда я переступил порог этой больнице, я потребовал позвать главного врача и дал ему понять, что я разнесу это место по кирпичикам, если только мой тесть не придёт в себя. И чёрт возьми, я так и сделаю. Я не позволю ничему причинить Полине боль.

Но вся эта атмосфера её убивает. Все эти капельницы, расстворы, промывания, реанимация, её не приходящий в сознание отец. Я хочу дать ей выплеснуть все эмоции и проглотить их, но они вспыхивают в ней с новой силой.

Некоторые из персонала выходят из палаты. Главврач подходит и смотрит на меня прямо из-за спины Полины, поправляя двумя пальцами очки на пересице. Взглядом я показываю ему, чтобы он подождал, на что он кивает.

— Малыш, сходи и возьми себе что-нибудь в автомате. Чай, например.

— Я не хочу.

— Тогда возьми мне кофе. Мне нужно поговорить с врачом.

Она неуверенно поворачивается, отстраняясь от меня, когда я всё ещё держу её за талию. Мне невыносимо отпускать её, но я должен первым услышать о состоянии её отца, я должен подготовиться, прежде чем она услышит что-то неутешительное.

Полина не устраивает истерик, не требует остаться здесь и слышать весь разговор. Она отходит на несколько сантиметров и берёт портмоне, которое я достаю из кармана и протягиваю ей. Пристальным взглядом я провожу её, пока она идёт по длинному коридору и выходит из отделения реанимации и интенсивной терапии. Дверь за ней закрывается, не издавая ни единого звука. Врач подходит ко мне, судорожно крутя ручку в одной руке.

— Когда он придёт в себя? Только говорите человеческим языком, без терминологии, чтобы я не расшифровывал каждое слово.

— Если всё будет хорошо… — откашливается он, постоянно поглядывая в папку с бумагами и избегая моего взгляда.

— Что значит «если всё будет хорошо»? — перебиваю я.

— Станислав Юрьевич, поверьте, мы сделали и будем делать всё возможное…

— Мне нужно, чтобы вы делали всё невозможное.

— Да, так и будет, — подтверждает он. — К сожалению, последствия непредсказуемы. Точно мы не можем сказать, когда он начнется — день, два или больше, учитывая слабое сердце и брадикардию. Главное сейчас нормализовать его замедленный пульс.

— Значит, вы нормализуете его замедленный пульс. Я повторюсь: вам всем придётся очень несладко, если с моим тестем что-то случится и он умрёт в этой клинике.

Мужчина прочищает горло, пока я смотрю на него сверху вниз. Он выравнивает спину и кивает мне, понимая, что я не шучу.

— Скажу так же, что это похоже на попытку суицида, слишком много снотворного с крепким алкоголем. Возможно, после выписки нужно будет отправить его в психический диспансер, обычно…

— Я решу, что мне делать с моим тестем, когда он проснётся. Ваше дело сделать так, чтобы он открыл глаза и чувствовал себя лучше, чем когда-либо.

— Да, конечно. Я вас оставлю.

Он кидает короткую фразу о том, что Леонида можно будет положить в обычную палату, когда он проснётся. Но это первые сутки после подобного отравления — самые тяжёлые.

Блядь, что же ты творишь? Как бы там ни было, я достану с того света, чтобы здесь убить собственными руками за то, что он вытворяет. Его никто не мог напичкать кучей таблеток, точно не сиделка — она знает, что я просто сдеру шкуру за любую оплошность, не то, что за намеренное отравление моего тестя.

Он решил отправить себя на тот свет? Нихрена не выйдет.

Отгоняю от себя любые мысли, когда маленькая ручка жены касается моего предплечья. Она протягивает мне бумажный стаканчик, который я ставлю на поверхность сзади стоящего стула.