Грязная тайна (СИ) - Джокер Ольга

В последние дни я просыпаюсь, а Басаргина нет рядом. Засыпаю, а он все ещё не вернулся. Знаю, у него сложный период и постоянные проверки. Отец Кати, работающий в службе безопасности, дико разозлился, когда узнал, что, помимо обиженной дочери, от Медведя пострадал и Руслан.

— Не то, чтобы я сильно ревновал тебя к прошлому, но стало интересно, — однажды начал разговор Басаргин, обнимая меня перед сном. – Если ты ни с кем, кроме меня не хотела... Тогда как так вышло?

Он намекал на секс с Русланом.

— Меня мучит этот вопрос уже не первый день.

— Это не совсем приятная история. Я бы предпочла о ней забыть.

— Я помогу забыть. Только расскажи.

Ох, лучше бы я этого не делала! Миша много курил, уходил в себя и почти не разговаривал. Мой рассказ окончательно добил Басаргина и сделал идею, скинуть Руслана с прокурорского кресла, практически одержимой.

Медведь разрабатывал стратегию, кому-то без устали звонил. Оказалось, забывать об этой истории нужно было помогать не мне, а Мише.

Услышав щелчок входной двери, я срываюсь с места и несусь в прихожую. От Басаргина веет холодом, на его верхней одежде тают снежинки. Щёки румяные, глаза горят. Он рад меня видеть, а я рада его.

Подхожу ближе, целую заледеневшие руки. Согреваю своим теплом и заботой. Поверить не могу, что я от него беременна. Случайная встреча на загородной трассе и небольшое совместное приключение так или иначе перевернули наши жизни. Где бы мы были, если бы не столкнулись? С кем бы мы были? И были бы мы так счастливы, но уже по-отдельности?

— Как дела на работе? – спрашиваю Басаргина. – Как там твоя помощница Лилия? В такой лютый мороз по-прежнему ходит в тонких чулках?

Он снимает верхнюю одежду и ботинки. Тихо посмеивается.

— Не доводилось проверять. Ты по-прежнему к ней ревнуешь? Не помог слезливый рассказ про мужа и детей?

— Что ты! Какая ревность? Я просто волнуюсь за неё!

Медведь обнимает меня и целует в висок. Глядя на нашу пару в зеркало, я каждый раз отмечаю огромную разницу в росте и весовой категории. Мой мужчина большой и сильный — на его фоне я кажусь себе крошечной Дюймовочкой. Но эту Дюймовочку он больше никому не даст в обиду.

Мы садимся за стол, выключаем свет и зажигаем свечи. Обстановка безумно романтическая и интимная. Я создаю её каждый день. Просто потому, что хочу. И пока есть на это время.

В июне я планирую подавать документы в вуз, а в августе – рожать. Миша заверил меня в том, что мы справимся. Наймем няню, будем сменять друг друга. И мама Медведя, Снежана Максимовна, пообещала, что едва родится ребёнок – она будет пропадать у нас днями и ночами. Я ей верю.

— Валеев отправил меня в недельный отпуск, — произносит невозмутимо Басаргин. – Чем займемся?

— Да ладно! Просто так?

Смеюсь, всплескиваю руками.

— Нет, не просто так. С выговором и лишением премии.

— Ну вот. Хорошо же ты вошёл в столичную прокуратуру. Наверное, все стоят на ушах!

— Да уж как вышло, — пожимает плечами Медведь.

— Ох, с твоей жаждой мести мы ещё не скоро купим квартиру.

Я театрально закатываю глаза. На губах Медведя появляется едва уловимая улыбка. Он прекрасно знает, что я шучу.

Встаю со стула, подхожу к нему со спины и делаю лёгкий расслабляющий массаж. Мну шею и плечи. Басаргин весь напряжен, но судя по выступившим на коже мурашкам, ему нравится, когда я просто его касаюсь.

— Моя самодеятельность стоила конечной цели. Ярового временно отстранили от работы. Думаю, что не вернут. За Гладышева крепко взялись оперативники. Проверяют какого чёрта госслужащий двадцать лет успешно ведёт бизнес под чужими документами. Валеев попросил меня остыть и не мешаться некоторое время. Есть идеи, чем займемся?

— Я тут перебирала твои вещи…

— Нашла что-то интересное? — выгибает бровь Басаргин.

— Можно сказать и так. Сертификат на рисование обнаженными телами. Ты так его и не использовал. Вернее, я, конечно же, догадывалась, что ты не пойдешь заниматься подобной ерундой…

— Почему ерундой? Я за эксперименты, Лисёнок. Идея подарка мне сразу же понравилась, но одному идти в студию было бы странно, а с Катей – неправильно. Я бы постоянно думал о тебе.

На следующий день я арендую студию, где предоставляют подобные услуги. Сильно волнуюсь, но адреналин вскипает в венах, когда мы переступаем порог небольшой теплой комнаты.

Здесь никого кроме нас нет. Только огромный холст, краски и минимум света для создания интимной обстановки. В углу стоит колонка, из которой играет джазовая музыка.

Басаргин запирает комнату на замок, раздевает меня взглядом. Во время непростого периода моей беременности врач поставил запрет на интим. Вчера этот запрет после ультразвукового исследования удачно сняли.

Мы с интересом рассматриваем широкий ассортимент красок и выбираем какие будем использовать для создания нашей картины.

— Однозначно красный, — заявляю серьезно. – Он означает страсть и азарт.

— Мне нравится зелёный, — кивает Медведь.

— Ещё бы! Это престиж и богатство.

Разукрашиваю тело своего мужчины. Его живот заметно подрагивает. Затем он водит кистью по моему телу, вызывая волну мурашек и прилив возбуждения.

— Как насчёт синего? – спрашивает Басаргин.

— Обязательно. Синий – о честности и надёжности. То, что нам нужно.

Улыбаюсь, прижимаюсь к Медведю. Начинаю.

Мы голодно целуемся и трогаем друг друга. Краски изготовлены из органических красителей, поэтому я не волнуюсь, что они навредят мне или малышу.

— Я точно знаю, что ты умеешь круто танцевать и двигаться, — шепчу Басаргину на ухо. — Настало время проверить твои художественные навыки.

Медведь подхватывает меня на руки, осторожно укладывает на холст. Его губы впиваются в мою шею, он входит плавно и осторожно. Двигается необычно сдержанно как для него.

Обвиваю ногами его бёдра, тихо стону. Приятно, влажно. Боже, как же с ним хорошо.

— Мой самый лучший, — говорю, глядя в упор.

— Люблю тебя.

В голубых глазах напротив столько нежности, что она плещется через край. Я принимаю и дарю взамен свою. Глажу лопатки, подстраиваюсь под чуть ускорившийся ритм. Нам некуда спешить – мы просто наслаждаемся друг другом.

— С художественными навыками у тебя беда, — чуть позже качаю головой, рассматривая получившуюся картину.

Краски смешались и стали странного болотного оттенка.

— Ты просто ничего не смыслишь в искусстве, — произносит Медведь, надевая свитер после того, как принял душ.

— Считаешь, что эта абстракция – шедевр?

— Безусловно. Как и все, что мы делаем, — кивает Басаргин.

Огромный холст остается в студии. Нужно подождать несколько дней, чтобы краска полностью высохла. Потом мы заберём картину и повесим её сначала в нашей съемной квартире, а затем в новом семейном гнёздышке, которое мы уже начали постепенно присматривать. Но мы никогда не расскажем своим детям и гостям с помощью чего были выполнены важные штрихи.

Едва выходим на улицу, как я беру Медведя за руку. Он не слишком любит проявлять чувства на людях, но постепенно проникается.

Переплетаем наши пальцы, обмениваемся многозначительными взглядами.

Однажды Басаргин сказал, что я ворвалась в его жизнь и сместила все возможные ориентиры.

Ворвавшись в мою жизнь, он заставил меня почувствовать себя желанной и красивой.

И я не жалею ни о чем. Ни об одном своём поступке.

Наши отношения больше ни для кого не являются тайной. Мы старательно выстраиваем их по кирпичику, дышим полной грудью, наслаждаемся и готовимся стать родителями.

Порой было непросто. Иногда мучительно и больно. Казалось, что неправильно. Что любовь не такая как надо. Испачканная, построенная на руинах. Часто земля дрожала под ногами и все были настроены против нас, но сейчас я с уверенностью приму сторону Медведя при любых жизненных трудностях. И он знает об этом.

Мы счастливы, больше не стесняемся этого и не чувствуем себя виноватыми. Словно вот так и никак иначе — идеально и правильно.