София Чайка - Вещий сон, или Интуиция
Казалось, он не слышал ее.
- И живу я далеко. Но тут можно что-то придумать. Тебе решать. Хочешь, поедем в Канаду, если нет - станем жить здесь.
- Мне все равно, лишь бы с тобой.
- Если ты решишь перебраться Канаду, нужно будет сдать языковой экзамен, подать документы на иммиграцию, готовится к степам, сдать их. Это много, но я тебе помогу. Если же... - Ему словно не хватало воздуха. Остап даже сделал вдох, чтобы договорить: - Что бы не случилось, я всегда буду рядом. Ты мне нужна. Очень.
Яна освободила ладони, взяла в них взволнованное лицо, погладила скулы большими пальцами и поцеловала.
- Остап. - Ей столько хотелось сказать. Все казалось главным, только ком в горле ужасно мешал. Яна плакала, не прячась. - Милый, дорогой, любимый, заботливый. Ты слышал, что я сказала? Я на все согласна. Куда бы ты не отправился, я - с тобой. Разве может быть иначе?
Он покачал головой, прижался губами к ее ладони и прохрипел:
- Не может. Только так. Только так.
Он снова обнял ее, и на некоторое время она не могла видеть его лицо, лишь чувствовала легкую дрожь.
- Ты плачешь?
Ответа пришлось подождать.
- "Мужчина не плачет. Мужчина огорчается" (с.)
- Извини. Конечно.
- Это ты извини. Я слишком сильно испугался вчера. - Он отстранился. Поцеловал в лоб. - Температуру давно измеряла?
- Перед сном. Я почти здорова. Только слабость встать мешает, и пальцы дрожат.
Он перецеловал ее пальчики. А потом полез в карман брюк, достал оттуда кольцо, надел ей на палец и довольно провозгласил:
- Подошло!
Очаровательный перстень с тремя небольшими бриллиантами превосходно смотрелся на тоненьком пальце. Форма кольца позволяла ей не снимать его на работе. Остап подумал даже об этом. Слезы снова застилали глаза. Она давно так много не плакала.
- Какое красивое! Когда ты успел? Утром?
- Нет. Еще в Торонто.
- Значит... Это не спонтанное решение?
- Спонтанное. Но давнее.
Остап улыбался, обнимая ее и обволакивая своим теплом и любовью. Яна не удержалась и полюбопытствовала:
- Насколько давнее?
- В тот день одна очаровательная девушка превратилась в еще более прекрасную женщину.
Яна залилась краской и спрятала лицо на мужской груди. Она помнила каждую минуту той ночи.
- Нужно родителям сказать.
- Уже.
Яна подняла кверху лицо, чтобы видеть зеленые глаза.
- Когда?
- Вчера. Можно сказать, что мы с Евгением Павловичем пришли к консенсусу.
- Конспираторы! Ничего мне не сказали.
- У тебя замечательные родители.
- Это точно.
В этот самый миг распахнулась дверь и вошла сияющая Марина Николаевна.
- А теперь чайку?
Из-за ее спины показался Евгений Павлович и торжественно заявил:
- Мариш, кто в таких случаях пьет чай? Неси бутылку, а потом обсудим свадебку.
Яна не верила своим глазам и ушам.
- Вы подслушивали!
Марина Николаевна пожала плечами.
- Когда у тебя будут свои дети, ты меня поймешь.
Что тут скажешь?
- Вот и хорошо. Первый тост - за предстоящую свадьбу, второй - за будущих детей.
- Эй, а нашим мнением кто-то поинтересуется?
- По-моему, вы уже высказались. Марина, неси фужеры и шипучку. Как по мне, то лучше бы коньяк, но разве я в этом доме имею слово?
Все расхохотались, а громче всех хозяин этого самого дома.
- Твоя Синичка выходит замуж. В субботу.
Фраза вырвалась случайно, и Виктория замерла, ожидая реакции Эда. Она узнала об этом утром. Медсестры громко обсуждали предстоящее событие, и услышать об этом мог каждый.
Вика не ожидала от бывшей подруги сообщения и уж тем более приглашения - особенно в свете событий месячной давности. К тому же теперь появился еще один повод не волноваться по поводу возможных отношений между Яной и Эдом. Собственно, ей не было до Синички дела, но что-то грызло ее изнутри.
Возвращаясь мыслями к предстоящему событию гораздо чаще, чем хотелось, Виктория еле дождалась конца рабочего дня и упорхнула домой при первой же возможности.
Дом. Этим местом в последнее время она все чаще называла старую квартирку старушки, за которой Эд ухаживал, словно она ему родная. Они обитали здесь чаще, чем в шикарной квартире, снятой для Виктории родителями. Основной причиной этому был, конечно же, Эд, но и сама Вика ощущала здесь необъяснимое спокойствие.
В первые дни Мать Тереза посматривала на нее подозрительно, и терпела лишь ради любимого постояльца. Постепенно их отношения из настороженных, если не враждебных, стали терпимыми.
Чтобы угодить Эду, Виктория решила хоть чем-то помогать домочадцам. Первым делом она купила посудомоечную машину. На следующий день Эд заявился в дом со стиральной. Тереза Вацлавна согласилась с подобным произволом только тогда, когда Эд, включая новенькую микроволновку, заявил, что они приобрели технику для себя.
Их быт постепенно налаживался, а отношения так и остались неопределенными - во всяком случае, для Виктории. Вот и сейчас ей снова захотелось выяснить хоть что-то.
- Она - не моя.
Эд переключил телевизор на спортивный канал. Он даже не посмотрел в ее сторону. Просто констатировал факт.
Вика отвернулась к окну. В саду цвели яблони. Плоды созреют как раз к тому времени, когда у нее появится малыш. Интересно, кто родится - сын или дочь? Будет ли рядом с ней Эд к этому времени?
Виктория Спинель - мать одиночка. Родители от нее отрекутся.
Вздохнув, Виктория закрыла глаза. О будущем думать не хотелось. Скоро она станет огромной и неповоротливой, и это пугало ее гораздо больше, чем предстоящие роды. Вика боялась, что Эда может отвратить ее внешний вид, и он отправится искать кого-то более привлекательного. К тому же неизвестно, как долго они еще смогут заниматься любовью.
Она не могла произнести это слово вслух, но в последнее время все чаще думала о нем. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Эд ее любил, а не только хотел ли жалел.
Не сдержав очередного вздоха, Вика отвернулась от цветущего сада - и тотчас очутилась в объятиях Эда. Она уткнулась носом в его грудь и вдохнула знакомый запах - мыла и машинного масла.
