Элизабет Адлер - Летучие образы
Джесси-Энн грустно улыбнулась:
– Точно, все так и есть, именно, как фокуснику, Карло, – постоянно все улаживать. Но это – мои проблемы. А теперь поговорим о рекламной кампании крема в октябре…
Харрисон бродил по пустым холлам своей квартиры, останавливаясь время от времени, чтобы рассмотреть картины. Сезанн, которого он особенно любил, внушительный Рубенс, который занимал всю гостиную, загадочные английские сады, написанные Дэвидом Окстоби, украшали библиотеку. Он взял гладкий кусочек горной породы, великолепно обработанный, и рассматривал его, с любовью проводя пальцами по гладкой поверхности. Положив его на место, он продолжил свой путь дальше, то здесь, то там останавливаясь и беря в руки какой-нибудь предмет или книгу в кожаном переплете, восхищаясь и снова возвращая на его место и все время думая, когда же Джесси-Энн вернется домой.
Он взглянул на простые часы, которые она подарила ему на последний день рождения. Было восемь тридцать, и она обещала быть дома уже час назад. Он мог бы позвонить ей, думал он, но очевидно, она была все еще занята. «Интересно, – размышлял он, – занята ли Мерри в Вашингтоне».
Вашингтон был местом проведения «Ройл Роуд-шоу», где были заняты в качестве моделей мужчины и женщины, представлявшие новые модные силуэты.
Мередит Макколл, модель «Ройл», была типичной длинноногой американской девушкой – своего рода вторая Джесси-Энн, подумал Харрисон, с блестящими каштановыми волосами и смеющимися глазами – такая великолепная улыбка! Одежду «Ройл» связывали с образом Мерри Макколл, и она продавалась очень быстро, как только попадала на прилавки, а фотографии Мерри Макколл мелькали по всей стране. Своей необычной красотой Мерри приносила моделям огромный успех. Она перелетала из города в город, чтобы самой, вживую, появляться в каждом магазине, беспрестанно путешествуя, чтобы проводить шоу, появляться на завтраках и поздних вечерних телевизионных встречах, похожей на девушку, которая живет по соседству и о которой мечтает каждый парень.
Харрисон собирался появиться только на первых шоу в Сан-Франциско, но, к его удивлению, ему очень это понравилось. С тех пор он стал появляться непременно, как бы догоняя шоу, во многих других городах, прилетая на своем самолете и буквально сваливаясь им на голову с голубых небес. Для себя он отметил, что приезжал, чтобы встретиться с Мерри – она была удивительна. Она очень много работала, но всегда была весела и великолепно выглядела. И у нее всегда находилось для него время. В самом деле, все, что ему нужно было сейчас сделать – это снять трубку и сказать: «Через пару часов приеду. Мерри, как ты смотришь на то, если мы поужинаем после шоу?» – и был уверен, что она обрадуется, увидевшись с ним. Более того, думал Харрисон, он знал, что сам будет рад увидеться с ней.
Как бы то ни было, Мерри Макколл заставляла его чувствовать, что в ее жизни он играет ту роль, которую не мог бы играть в жизни Джесси-Энн. Может быть, это происходило просто потому, что когда они с Мерри встретились, то оба были как бы на нейтральной территории, далеко от ее дома и семьи, да и от его тоже, и все же они были вместе, в одной команде на «Ройл Роуд-шоу» – грандиозном шествии моделей «Ройл».
Он прошел в детскую, подбирая кубики Джона и рассеянно поглаживая его большую деревянную лошадь-качалку; но без Джона, его радостного голоска и слов, которые пузырились на его губках, когда он радовался его приходу, или легких нежных вздохов во сне там было еще более одиноко.
Быстро вернувшись в свой кабинет, Харрисон плеснул себе немного виски. Он уже сказал Уоррену, дворецкому, что тот больше не понадобится в этот вечер, и если бы не тиканье часов, огромная квартира была бы абсолютно безмолвной. Он с тоской вспомнил о том, что, когда был ребенком, ему всегда хотелось иметь какое-нибудь домашнее животное, маленькое, подходящее для городской жизни, – он представлял маленькую собачку или, может быть, игривую голубую с пятнышками сиамскую кошку, но его мама никогда не разрешала заводить дома животных, утверждая, что склонна к аллергическим приступам астмы, хотя Харрисон никогда свидетелем таких приступов не был.
– Очень хорошо, – наконец, согласилась она, – приведи собаку и увидишь, как у меня будет приступ, если это то, чего ты добиваешься. – И разумеется, он этого не сделал, и никогда у него никого не было. Может, стоит подумать об этом сейчас? – размышлял Харрисон. По крайней мере, он не будет так одинок. Он смотрел на телефон с надеждой, что он, может быть, зазвонит, но прекрасно знал, что Джесси-Энн была слишком занята, затерявшись в своем деловом мире.
Он думал о том, была ли в этом его вина. С самого начала он вознес ее на пьедестал как идеальную американскую девушку, которая всегда великолепна: участвуя ли в церемонии вручения призов в школе или присутствуя на премьере в опере. Девушку, которая не только создавала бы превосходный образ жены, но которая, даже если и не пекла сама яблочный пирог, по крайней мере, следила бы за тем, чтобы его иногда подавали. И в собственном доме, а не в ресторане. И желательно, сидя напротив уютного камина тихим, пасмурным осенним вечером, смотря хорошую телевизионную передачу, а может, под мягкие звуки Вивальди, чтобы малыш или даже двое мило играли на ковре у их ног. Но сейчас она была Джесси-Энн – создатель «Имиджиса»!
Он женился на ней, чтобы убежать от своего десятилетнего одиночества, как оказалось, только затем, чтобы опять почувствовать себя одиноким! Неожиданно перед ним возникла перспектива отношений с совершенно определенно ожидающей этого Мерри Макколл.
Еще раз взглянув на часы, он позвонил Мэту Гэблеру, своему пилоту, и договорился с ним о встрече через полчаса в аэропорту Ла Гардиа. Потом созвонился с отелем «Уотергейт» в Вашингтоне и Мерри Макколл.
ГЛАВА 15
Келвин, удобно вытянувшись, лежал на софе Каролины, застеленной фланелью цвета морской волны, закинув на спинку длинные, одетые в грубые хлопчатобумажные штаны ноги, а его любимые разношенные белые шлепанцы болтались на кончиках босых смуглых пальцев. На нем был мягкий голубой кашемировый свитер, и заложив руки за голову, он нежился, как спящий кот.
Каролина сидела напротив него в бархатном викторианском кресле, погруженная в кипы документов, испещренных колонками цифр, – месячный отчет, который передала ей Лоринда, как раз когда она уходила из офиса. Время от времени она отрывала взгляд от бумаг и видела полузакрытые глаза Келвина, или, если он засыпал, как это нередко казалось, она просто смотрела на него, вбирая в себя его мягкую, изысканную красоту, как если бы любовалась прекрасной картиной в одной из художественных галерей.
