Габор Васари - Monpti
Сегодня в шесть вечера она придет ко мне.
Я подвигаю невозможно окрашенное кресло к окну и курю.
Уже шесть часов. Давно смеркается. В дальних окнах зажигается свет, приближается вечер. Прохладный парижский весенний вечер. Я смотрю на звезды, одна за другой они просыпаются на небе. Сегодня я чувствую себя так чудесно. Не знаю почему. Бывают иногда такие дни.
Позднее становится еще прохладнее. Я закрываю окно.
Шесть часов минуло.
Я сажусь за стол и не знаю, с чего начать. Как только я слышу шаги на лестничной площадке, мне кажется, что это Анн-Клер. Бедная маленькая Анн-Клер…
Три четверти седьмого.
Семь.
Половина восьмого.
Определенно опять какую-нибудь глупость сделала, поэтому так опаздывает. Может, встретила старую знакомую, которую давно не видела.
«О, привет! Вот это сюрприз! Как дела?»
«Дай-ка посмотреть на тебя, ты выглядишь просто блестяще! Что поделывает Поль?»
«Ничего. С ним покончено».
«А ты его так любила. Как ты постройнела! Где ты работаешь?»
Здесь, наверху, я больше не выдерживаю и спускаюсь вниз, чтобы ждать перед отелем, жду, расхаживая взад и вперед, слежу, чтобы не прозевать ее, потому что ключ у меня.
Башенные часы на церкви Сен-Жак-дю-От-Па бьют восемь.
Она опоздала уже на целых два часа.
Сегодня после обеда на нее навалились дела, ей надо было шить или стирать, я уже не помню, что она говорила.
Возможно, у нее часы остановились, поэтому она опоздала. Я мог бы пойти навстречу ей, но она наверняка уже давно в пути, и мы лишь разминемся.
Я начинаю мерзнуть. Поднялся холодный ветер и продувает улицу Сен-Жакоб. Прохожих все меньше.
В три четверти девятого я снова поднимаюсь к себе. Ноги мои ходят ходуном. Глотка совершенно сухая из-за частого курения.
Я падаю на постель, не раздеваясь.
В девичьем пансионе звонят ко сну. Шеренгой по двое девушки отправляются в спальную залу. Белокурые и темноволосые курчавые головки оживленно шушукаются между собой. Втайне они наверняка желают директрисе умереть или по меньшей мере тяжело захворать.
Десять часов.
Закрываются ворота гостиницы.
Она опоздала на целых четыре часа. Это я уже ничем не могу объяснить. Что-то, должно быть, случилось, но не знаю, где и что именно. Куда мне обращаться? Если бы хоть увидеть, где она сейчас и что делает…
Внизу звонят.
Может, это Анн-Клер.
Короткие шажки быстро и возбужденно приближаются вверх по лестнице. Это она. Я выхожу в коридор, спускаюсь вниз по лестнице ей навстречу.
Молодая девушка поднялась на третий этаж и смотрит на меня с удивлением.
Перед ней распахивается дверь, резкое световое пятно падает в коридор, освещая девушку, мужской голос ревет:
– Только не говори мне, что твоя бабушка при смерти, а то я заеду тебе будильником по голове!
Может, она еще придет, приходят же другие, которые запаздывают, как я только что убедился. Снова звонят.
Я слышу тяжелые шаги – поднимается мужчина. Это меня не интересует.
Я возвращаюсь в комнату и принимаю решение больше вообще ни о чем не думать.
Но вообще-то так просто это вынести невозможно.
В мою дверь стучат. Кто это может быть? Это не Анн-Клер. Я бы тотчас узнал ее шаги.
– Entrez! Войдите!
Высокий, тщательно выбритый мужчина лет пятидесяти.
– Это вы? – спрашивает он, считывая мою фамилию с листка бумаги.
– Да.
Он снова смотрит на листок, словно желая удостовериться, что все правильно.
– C'est bien vous! – констатирует он. – Идемте сейчас же со мной. С вашей женой приключилась большая неприятность.
– Моей женой?
– Ее переехал автомобиль.
– Где она?
– Она лежит в госпитале Кошэ и хочет вас видеть. Кто моя жена? Это, должно быть, Анн-Клер.
Внизу ждет машина. Мы садимся. Я забыл сказать мужчине, что у меня нет денег. Еще и это. Что делать? Может, сказать ему прямо сейчас? Еще не совсем поздно.
Машина мчится по весело освещенным улицам, наконец мы останавливаемся перед большим мрачным зданием. Главное – спокойнее. Только сейчас я замечаю, что это больничная машина. «Скорая помощь».
– Посидите пока, – говорит мой спутник и выходит.
Приоткрываются большие ворота. Машина ныряет в больничный двор и останавливается перед светлой высокой стеклянной дверью. Откуда-то появилась монахиня. Она не произносит ни слова, словно мы для нее не существуем. Она засовывает руки в белые рукава своей одежды, как в муфту, голову держит опущенной. На толстой цепи висит крест; цепь позванивает, когда она проходит мимо нас. Фигура ее растворяется в темноте.
– Идемте за мной, – говорит мужчина, вернувшись, и проходит, не оглядываясь на меня, но перед этим успевает протянуть руку шоферу.
Мы проходим через сад, то тут, то там на фоне неба видны контуры больничных коттеджей. Одна-две глухо светящихся звезды обозначились на небе.
Никто не попадается нам навстречу.
Неожиданно мой провожатый останавливается перед одним из коттеджей и пропускает меня вперед.
Мы поднимаемся на одну-две ступени. Затем через широкую двойную дверь попадаем в коридор, выложенный светлой плиткой.
– Дело не так уж безнадежно, – говорит мой спутник, словно это только что пришло ему в голову.
Сиделка выходит из-за окрашенной в белое двери. За ней я на мгновенье вижу при слабом коридорном освещении длинные двойные ряды белых кроватей.
Только спокойнее. Не следует сразу пугаться при виде такого обилия белого. Знак невинности тоже белый.
– Вы супруг? – слышу я голос сиделки, неожиданно обернувшейся ко мне. – Пойдемте со мной.
Сомнений нет, Анн-Клер назвалась моей женой. Я вижу, она не потеряла присутствия духа. Мужчина был прав, ничего страшного не будет. В нескольких местах содрана кожа, безобидные царапины. Французы такие осторожные, пожилые женщины с простыми болями в животе уже ложатся в больницы.
Открывают дверь, сиделка пропускает меня вперед.
В комнате Анн-Клер нет. Мы находимся в своего рода бюро, двое мужчин в белом говорят друг с другом, покуривая сигареты.
– …Processus xyphoideus… flexura duodenojejundis и прекрасный экземпляр mal caduc.
Один из них с удивлением воззрился на нас. Сиделка что-то говорит ему.
– А, – говорит он и с любопытством смотрит на меня. – Этой маленькой очаровательной блондинки?.. Да, прошу вас, можете пройти.
Он подходит к умывальнику и открывает кран.
Второй, от которого разит эфиром, выходит и уже в дверях спрашивает:
– Ты что сегодня вечером делаешь?
– Я позвоню тебе.
– О'кей.
– Так идемте же! – нетерпеливо говорит сиделка и теребит меня за рукав. Мы проходим еще одним коридором.
– Пожалуйста… что случилось с моей женой?
