Дейрдре Перселл - Последнее лето в Аркадии
— Прихватило живот? — сочувственно спросила я.
— Нет. Может, слегка. — Даже мучаясь болью, отец ни за что бы не признался. — Просто ноет.
— Где именно?
— Под ребрами. Я же говорю, отравился едой в поезде. Перестань суетиться. Просто дай передохнуть.
Что-то в голосе отца — может, усталость — усилило мое беспокойство. Оно росло, словно стена цунами. Я стояла, поддерживая отца под локоть, и бессильно смотрела ему в лицо. Он странно наклонился вперед, глядя в землю, и часто дышал.
— Тереза, — произнес папа слабым голосом, хотя краски вернулись на лицо. — Ты не поможешь мне сесть в машину?
Я чуть не разревелась от страха, пришлось даже стиснуть зубы.
Осторожно я довела отца до машины, открыла дверь и помогла ему забраться внутрь. Я даже застегнула ему ремень, а он не возразил и не нахмурился. Повернувшись к папе, я мысленно взмолилась, чтобы мои подозрения оказались напрасными. Так паршиво мне не было с самых похорон Майкла.
— Я хочу кое-что тебе дать. — Папа покопался во внутреннем кармане плаща, крякнул от натуги и вытащил пухлый прямоугольный конверт. Мне хватило одного взгляда на целлофановое окошечко в углу, чтобы сообразить, что внутри запечатаны деньги. Купюры по сто евро.
— Мне ничего не нужно, папа, — запротестовала я. Ужас уже прочно поселился в сердце и теперь завоевывал каждую клеточку, одну за другой. — Прошу тебя, не надо денег. Они пригодятся тебе, ты не так хорошо обеспечен, как я…
— Твоя мать просила меня приглядывать за тобой, дочка. — Губы отца привычно поджались, хотя на этот раз не от недовольства. Он явно желал рассказать мне нечто важное. — Возьми. — Он протянул мне конверт, избегая смотреть в глаза.
— Нет. Я не хочу, — с нажимом сказала я, качая головой. Мне казалось, прими я деньги, и будет перейдена некая грань. Я окажусь за чертой, возврат из-за которой невозможен.
— Возьми, — настаивал отец. — Бери, Тереза, не сопротивляйся. — Он пихал конверт мне в руки, почти царапая кожу твердым бумажным уголком. У меня не было выбора, я приняла подарок. — Умница. Это не для семьи. — Его голос зазвучал уверенней. — Ты положишь их в банк, законсервируешь, так сказать. Джерри ничего не должен знать. О твоих детях я тоже позаботился — Джек и Том получат деньги на обучение. У Маккарти хранится мое завещание. А этот конверт держи в тайне. Кто знает, как повернется твоя судьба. Пока ты не нуждаешься в деньгах, но будущее не предопределено.
Ужас уже был не только внутри, но и снаружи; он заполнял всю машину, этот мой страх, перекатывался вокруг, словно липкий кисель. Упомянутый Маккарти был семейным адвокатом.
— Прошу, папа, — почти всхлипнула я, — не надо так говорить. Мне не нравятся твои слова.
— Тереза, я написал завещание, потому что каждый человек в моем возрасте обязан об этом побеспокоиться. Нужно смотреть на жизнь практично. — Тон отца окреп, став почти привычным для уха. — Я продал магазин, и деньги от его продажи тоже будут храниться у адвоката. Он знает, что делать.
— Ты продал магазин? — Непостижимо!
— А что, ты против? Ты хотела получить магазин?
— Нет, но дело не в этом. Папа…
— Да, малышка? — Он называл меня малышкой только в детстве.
— Ты же не собираешься умирать? Ты ведь не умрешь, папа?
— Мы все когда-нибудь умрем, Тереза. — Отец повозился на сиденье и оправил брюки, хотя они были из немнущегося материала. — У меня рак. Уже ничего не исправить. От лечения я отказался, какой в нем смысл? Боль, слабость, больницы, всеобщая жалость. Да еще и потеря волос! Нет уж, спасибо. — Отец всегда с трепетом относился к своим волосам. Они были по-прежнему густыми и волнистыми, хотя и совершенно поседели.
Мне казалось, что его голос доносится издалека, словно при телефонном разговоре с плохой связью. Всегда ненавидела эти моменты задержки и эхо собственных фраз. Так бывало, когда Джерри звонил из Австралии.
Вот и теперь страшное слово «рак» будто перенесло меня на другую сторону планеты, отодвинуло от отца так далеко, как только возможно. У меня даже слез не было, словно все внутри покрылось инеем.
— Рак? Какой именно рак?
— Какая разница? Рак простаты, если тебе необходимо это знать. — Наконец отец посмотрел мне в глаза. Его очки в титановой оправе, купленные по моей настойчивой просьбе в один из визитов в «Аркадию», коротко блеснули. Они странно выглядели на его простом, каком-то крестьянском лице. — Мне жаль, что я явился в твой дом с дурными вестями, Тереза. Ты не должна за меня волноваться. Я уже проделал все необходимые тесты и, как видишь, занялся формальностями. Не нужно опекать меня и пытаться облегчить мне жизнь. Слава Богу, у меня есть деньги на все необходимое.
— Но почему ты мне ничего не говорил, папочка? Ты должен был сказать. — Мне казалось, что мой голос резонирует у меня внутри, словно там было совершенно пусто. Теперь было ясно, почему отец отказался от фотографий Фредерика.
— А зачем? — Он посмотрел вслед двум рыбакам со снастями, которые прошли мимо машины. — Разве ты смогла бы отменить неизбежное?
Я с тяжелым сердцем смотрела на человека, который всегда был рядом на протяжении пятидесяти лет. Машины, набережная, траулеры в море — все это исчезло. Я словно снова вернулась в то время, когда папа пытался завязать мне, маленькой девочке, бантик на косе.
— У нас все получится, — говорил отец, пытаясь справиться непослушными пальцами с белой лентой. — Мама будет гордиться нами. Мы прекрасно справляемся, правда?
— Ой, папочка, ты дергаешь меня за волосы! Мне больно! Не тяни так сильно…
— Прости, малышка. Я еще не слишком хорошо управляюсь с бантами.
На нем был выходной синий костюм с белой сорочкой, которую специально выстирала и накрахмалила одна из соседок. Я была слишком мала, чтобы взять на себя обязанности по хозяйству, хотя уже научилась заваривать чай и готовить тосты и яйца всмятку. Я ужасно гордилась тем, что могу сама сделать завтрак, а затем выйти в магазин через смежную дверь и, как когда-то мама, прокричать:
— Иди есть, все готово!
Папа заходил в дом, вытирая руки о льняное полотенце.
— Вот это да! Какая ты у меня умница. Настоящая хозяйка!
Я не хотела ехать в больницу в тот день, когда мама была при смерти. Мне было страшно, потому что я уже видела, что сделала с ней болезнь. Иглы в руках, трубки, белые простыни… в те годы по телевизору не показывали сериал «Скорая помощь», поэтому настоящую больницу я увидела впервые.
Однако папа настоял на посещении.
— Ты уже совсем взрослая, Тереза. Мамочка хочет тебя повидать. Поэтому ты будешь улыбаться, поцелуешь ее и не станешь плакать, хорошо?
