Вера Кауи - Богатая и сильная
Касс бросила на него еще один злобный взгляд. Эта чертова штука у него в штанах и не подозревает о том впечатлении, которое производит на женщин. Ублюдок!
Грязный соблазнитель! Сукин сын!
Касс тяжело опустилась на диван. Она чувствовала себя несчастной, больной и, что ужаснее всего, — одинокой. Она понимала, что Элизабет медленно, но неизбежно отдаляется от нее. И она оплакивала, как, должно быть, оплакивал Дейвид, этого колосса на глиняных ногах. Неподражаемый Дэв Локлин пробудил недвижную статую к жизни. Этому грубому животному с дразнящей чувственностью удалось растопить лед.
Она видела, как Дейвид смотрел на Дэва: озадаченно, уязвленно, ревниво. Он тоже уловил мелодию их голосов, когда они переговаривались друг с другом, заметил скованность Элизабет, горящий хищный взгляд голубых глаз под непомерно длинными ресницами. Он видел, что эти ярко-голубые глаза могли пригвоздить Элизабет к месту: она неловко замирала, пока Дэв не отводил их в сторону. Дейвид смотрел на Элизабет — которая никогда его не замечала, — с такой мукой, что даже Касс ощутила ее, несмотря на собственную боль.
«Ты и я, мы вместе проиграли», — подумала она угрюмо, глядя на него, глядя на Элизабет с покорной тоской.
Она заставила себя подняться.
— Пойду приготовлю бифштексы… Они, наверное, уже оттаяли.
— Тебе помочь? — спросила Элизабет.
— Да, — торопливо ответила Касс. По крайней мере эти чертовы глаза не будут на нее пялиться.
Бифштексы были поданы с острым салатом из помидоров, который приготовила Элизабет, и размороженной жареной картошкой.
— Хорошо, когда есть морозильник, — с жаром произнесла Касс.
Дэв откупорил две бутылки вина, и, свалив грязную посуду в раковину, они снова уселись у огня, не слишком много разговаривая: каждый напряженно думал о своем.
Касс первая заметила:
— Послушайте… А дождь ведь кончился.
Они прислушались: с карниза падали капли и глухо ревел прибой.
— Десять часов, — сказал Дейвид, потягиваясь. — Можно идти домой.
— Одежда уже достаточно сухая, — отозвалась Касс. — Полчаса в ней вполне можно пробыть.
Но когда она повернулась к Элизабет, протягивая ей слегка сырые джинсы и майку, она увидела, что та крепко спит, а ее ступни лежат на коленях у Дэва Локлина.
— Оставь ее в покое, — сказал он лениво. — Она смертельно устала. Сегодня она много плавала.
«Чтобы отделаться от тебя», — язвительно подумала Касс.
— Я тоже останусь, — торопливо предложила Ньевес.
— Нет, дорогая, ты отправишься домой, примешь горячую ванну и сразу же ляжешь в постель. Днем ты промокла, и я не хочу, чтобы ты простудилась.
Ньевес заколебалась. Она была тронута его заботой и в то же время не решалась выполнить его приказ — ибо это был приказ — оставить его с Элизабет Шеридан.
— Я провожу ее до дома, — небрежно продолжал Дэв. Дейвид открыл рот, потом закрыл его, молча взял у Касс свою одежду и поплелся на кухню. Ньевес, не сказав ни слова, поднялась наверх. Касс переоделась на кухне после Дейвида.
— Послушай, Дэв, Элизабет вполне могла бы пойти снами.
— Она умерла для мира, — ответил Дэв. — Дай ей выспаться.
Он был прав. Элизабет спала глубоким сном, зарывшись лицом в подушки. А Дэв держал ее лодыжки, его длинные пальцы темнели на фоне золотистой кожи.
Касс с удовольствием обрубила бы ему руки.
Была чудесная ночь. Небо очистилось, хотя мчавшиеся вверху тяжелые облака закрывали луну. С деревьев падали капли, берег был завален водорослями и мокрыми сучьями. Они вполне могли различить дорогу, к тому же Касс предусмотрительно настояла, чтобы Дейвид взял фонарь. А ведущая к дому аллея всегда освещена.
Осторожно приподняв ноги Элизабет, Дэв проводил их до двери. Но когда из расщелины в скале Касс бросила взгляд назад, дверь была уже закрыта.
Она почувствовала, что ее вот так же вышвырнули из жизни Элизабет.
Элизабет беззвучно застонала во сне — голова заметалась по подушке, тело выгнулось, рот жадно приоткрылся — и в ужасе проснулась. Ее сердце колотилось, губы пересохли, дыхание, как у загнанного зверя, с хрипом вырывалось из груди.
Она лежала на спине, в комнате было темно: горела всего одна лампа. Осторожно приподнявшись, она заглянула через спинку дивана. Дэв Локлин что-то писал за столом у окна. Она молча легла, бросив взгляд на корабельные часы на камине. Час ночи. Ей снился сон.
Все было, словно в жизни. Нет, то был не сон. Воспоминания. Которые она намеренно подавляла… душила в зародыше.
Этот человек не только заполнил собой все ее дневные мысли. Он вторгся в ее сны. Так было велико его воздействие. Все началось с того, что, подняв глаза к солнцу, она увидела перед собой ярко-голубые глаза, услышала глубокий голос: «Привет… Я Дэв Локлин».
Тогда она не смогла отвести от него взгляда, не может и теперь. Она разучилась владеть собой. А теперь ему удалось остаться с ней наедине. Все остальные ушли… Она проклинала себя за то, что уснула. Но у нее не осталось больше сил — ни моральных, ни физических.
Она зажмурилась. Но он по-прежнему стоял перед глазами: высокий, голубоглазый, с длинными ресницами. То, что она читала в его взгляде, повергало ее в ужас.
Надо было прислушаться к словам Касс, в тысячный раз подумала она. Разве та не говорила ей, что он живое олицетворение мужчины? Старая история про лису в курятнике. Ему оставалось лишь спокойно ждать, пока одуревшие птицы сами не кинутся ему в пасть…
И она подумала о нем, ощутила вкус его губ. Ее живот напрягся, по телу пробежала дрожь, соски налились и затвердели. Она перевернулась на живот, прижимаясь к твердым, упругим подушкам, чувствуя, как набухают ее груди, тяжелеют бедра и ноги. При мысли о его прикосновении ее захлестнуло волной желания.
Услышав шорох, она замерла. Когда он подошел к дивану, она притворилась спящей. Но сердце ее бешено колотилась, тело напряглось. Только когда он отошел, она с облегчением расслабилась, чувствуя, как стекает пот по ложбинке на груди. Она старалась дышать медленно и ровно. Самообладание, подумала она. От него не осталось и следа. Этот человек осквернил не только ее тело, но и душу…
Она еще раз попыталась убедить себя, что не нуждается в нем. Это похоть. Обычная похоть. С ней можно справиться. Страх при мысли о том, что это ей не удастся, был сильней удовольствия, которое она могла бы получить, уступив желанию. То, что произошло между ними, не должно повториться. Она решила сопротивляться. Нос самого начала ситуацией распоряжался он.
Он появился, подобно вспышке солнца, прикосновение его руки обожгло ее, его глаза, передвигаясь по ее лицу и телу с неторопливостью уверенного в себе мужчины, оставили за собой горящий след. Его взгляд пригвоздил ее к месту, ошеломил, лишил уверенности, заставил задрожать. Впервые в жизни она испугалась мужчины.
