Мери Каммингс - Наследница
Она сорвалась с места, бросилась к двери — ударилась об нее несколько раз всем телом, как птица, случайно залетевшая в комнату, и начала медленно сползать вниз. Ее подхватили сзади, и она затрепыхалась, пытаясь вырваться, уйти. Вокруг были какие-то люди — она не хотела, чтобы они были, чтобы они сейчас смотрели на нее.
Потом стало лучше — тише и меньше людей. Услышала:
— Не тронь ее, у нее шок!
Ей понравилось, как это звучит, и она тихонько повторила несколько раз:
— Шо-ок! Шо-о-ок! — но в голове все не утихало: «он был женат...», и хотя она даже не понимала, что эти слова значат, от них становилось не по себе.
Появился еще один человек — почему-то Рене знала, что от него не надо ждать плохого, и решила пожаловаться:
— Вы знаете, оказывается, он был женат... Значит, с самого начала все было неправильно, все было зря!
И другому человеку, постарше, вошедшему следом, она повторила то же самое...
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Очнулась Рене не скоро. Открыв глаза, увидела перед носом знакомую обивку в клеточку и подумала: «Я дома... у Теда...» Стоило моргнуть, как в голове возникало странное чувство полета, хотелось поддаться ему и улететь туда, где тепло и темно, где можно еще немножко поспать — хотя бы минуточку...
Но пить хотелось тоже, очень сильно — во рту было сухо и противно. Она попыталась повернуться, но замерла, судорожно вцепившись в подушку — ей вдруг показалось, что все вокруг качается и диван сейчас перевернется.
Откуда-то доносились негромкие голоса. Рене не пыталась вспомнить, что случилось и почему она здесь — и не удивилась, когда в комнате появился Тед. И не обрадовалась... словно в ней не осталось чего-то, что могло удивляться или радоваться.
— Привет! Ну, как ты тут? — спросил он, присаживаясь на корточки.
— Укачало...
— Пить хочешь?
— Да.
Пока его не было, Рене попыталась сесть — в голове опять закружилось, но она все-таки села, ухватившись обеими руками за диван.
Тед появился со стаканом в руке, спросил:
— Удержишь? — не дожидаясь ответа, сел рядом, обхватил ее за плечи и поднес стакан к губам.
Рене вдохнула знакомый запах медового вина, сделала глоток, другой — отпив полстакана, отстранилась и сказала:
— Спасибо...
— Хочешь умыться?
— Да, наверное.
Кожа казалась сухой и стянутой — и потому очень чувствительной. «Как после ожога», — подумала Рене и вспомнила ослепительно-белую вспышку, полыхнувшую внутри.
Обхватив за плечи, Тед приподнял ее и повел в направлении ванной. Зажмурившись, Рене перебирала ногами и боялась упасть — ей казалось, что пол выгибается и кренится.
Открыла глаза она уже в ванной. Вцепившись в край раковины, терпеливо ждала, пока Тед сначала мокрой рукой, а потом полотенцем возил ей по лицу.
— Нужно? — кивнул он в сторону унитаза. Сквозь плававший в голове туман пробился вопрос: «Он что, собирается помогать и в этом?
— Нет-нет... Я сама...
Когда Тед вышел, она включила воду и еще раз умылась, даже сунула лицо под кран. Вода показалась ей сладкой и вкусной — Рене попила и уставилась на саму себя, глядящую навстречу из зеркала...
Когда минут через пять она вышла из ванной, то помнила уже все... почти все. Тед снова спросил:
— Ты как?
Вздохнув, Рене кивнула:
— Нормально. Только голова кружится.
— Скоро пройдет. Тебе успокоительное вкололи.
— Он... Виктор с самого начала был женат? — она уже знала, но хотелось, чтобы Тед сказал это вслух.
— Да, — не сразу ответил он.
— А кто там? — махнула она рукой в сторону кухни.
— Робер. Хочешь еще попить?
— Да. — Только что она пила вино, потом воду в ванной, и все равно во рту было сухо.
Увидев под ногами Тэвиша, хотела взять его на руки, нагнулась и чуть не врезалась лбом в угол.
— Тише, тише, — Тед еле успел подхватить ее. — Это все успокоительное, скоро пройдет.
Повел на кухню, придерживая за плечи.
— Я что... как-нибудь не так вела себя?
— Нет, ничего страшного.
Они вошли на кухню, и Робер привстал, встревоженно глядя на нее. Рене кивнула, попыталась улыбнуться — даже похлопала его, проходя, по плечу и села в углу, прислонившись к холодильнику. Тед присел рядом, продолжая говорить:
— Ты просто не в себе была. Никого не узнавала, даже ко мне на «вы» обратилась и все повторяла: «Вы знаете, он был женат...» Мэтр Баллу перепугался, врача вызвал. Тот приехал, вколол тебе что-то и хотел в клинику забрать... я не дал.
— В клинику? — повторила она и неожиданно для самой себя громко судорожно рассмеялась. Из глаз выступили слезы, и сквозь смех вырвалось: — В клинику для нервнобольных... Кажется, он все-таки ухитрился упрятать меня туда!
— Тише, тише... на! — Тед быстро смочил полотенце и сунул ей. Зарывшись горящим лицом в холодное и мокрое, Рене услышала: — Ни в какую клинику ты не поедешь.
— Спасибо. Извини, — кивнула она, возвращая полотенце.
— Ничего. Есть хочешь?
— Да... не знаю... — Ее все еще слегка мутило — но, может, от еды пройдет? — Что-нибудь легкое.
— Супа хочешь? С курицей и горошком?
Рене закрыла глаза и прислушалась к собственным ощущениям — при мысли о супе тошноты не возникало.
— Наверное...
— Сейчас... вот! — Тед поставит перед ней тарелку. Кроме горошка и мяса, там плавало еще что-то непонятное, но все вместе оказалось неожиданно вкусно, да и неприятное ощущение в желудке поутихло.
Увидев, с какой скоростью опустела тарелка, Тед вопросительно кивнул на нее.
— Еще?
— Да, еще немножко. Вкусно...
— Это Робер сварил, — сказал он, снова поставив перед ней полную тарелку.
Переведя взгляд на Робера, Рене постаралась улыбнуться.
— А я не знала, что ты так хорошо готовишь.
— Да я что... я самое простое только, — тот явно смутился. — Я пока здесь, рядом буду — так могу еще что-нибудь...
— Я за апартаменты рассчитался, вещи все сюда перевез и охранников отпустил, — объяснил Тед. — Лимузин тоже вернул. А Робер в «Ибис» переехал, на соседнюю улицу.
— Ну да... я, чтобы если что надо, — неловко подтвердит Робер, — и с собакой... — кажется, он боялся, что раз лимузина больше нет, она отошлет его обратно в Цюрих.
— А что... — Рене хотела спросить, сама не зная о чем — и вдруг вспомнила: — А кто был этот человек?
Тед ответил, не обращая внимания на предостерегающие, почти панические взгляды Робера:
— Священник, который обвенчал его с Марией.
Ей не было ни больно, ни даже противно — казалось, эмоции похоронены под толстым вязким покровом и на поверхность пробиваются лишь жалкие остатки. Даже спрашивала она, скорее, из вежливости — в сущности, ей было почти безразлично, что он ответит.
