Порция красивого яда (ЛП) - Клейтон Келси

Она грустно кивает. — Да. Я не думаю, что люди понимают, насколько жестокими могут быть их слова. Особенно в такой публичной форме, когда миллионы людей читают это и верят в то, что о тебе говорят. И самое ужасное, что все это неправда.

— Так вот почему вы собирались продать историю прессе во время его кампании в сенаторы?

— Отчасти. Да. — Она делает паузу, чтобы отпить глоток чая. — Я хотела рассказать правду о том, что между нами произошло, и восстановить свою репутацию.

— А правда ли, что вам заплатили за молчание?

— Я бы сказала, что это не совсем так. Да, я получила деньги, но меня не подкупили. Я ничего не имею против Джера. Больше всего вреда нанесла его жена.

Мои брови удивленно поднимаются. — Правда? Она всегда казалась такой милой.

— Ну да, — вздыхает она. — Я не могу винить ее за то, что я ей не нравлюсь. Мне бы тоже не понравилась женщина, которая спит с моим мужем.

Ох, ничего себе.

— У вас двоих был роман? — спрашивает Мали.

Тереза кивает, и по ее лицу я вижу, что ей стыдно за это, но какие-то остаточные чувства все же присутствуют. — Когда работаешь с кем-то в таком тесном контакте, легко допустить, чтобы границы были пересечены. Джер был самым милым человеком, которого я когда-либо встречала. И до сих пор им остается, если честно. Когда он узнал, что я собираюсь продать историю о нашем романе, именно он и появился. Он узнал, что его жена занесла меня в черный список, и я не смогла найти другую работу. Он был так разочарован в ней. Он уверял меня, что ничего не знал, и я верю, что это действительно так. У нее хорошо получается изображать из себя идеальную жену, оказывающую поддержку. Он дал мне достаточно денег, чтобы оплатить счета, и сказал, что если я все еще хочу продать эту историю, то это мое право. Но я не смогла бы жить с собой, если разрушу его шансы на пост сенатора.

— Похоже, что вы все еще испытываете к нему сильные чувства, — признаю я.

Она смотрит на свои колени и улыбается, словно вспоминая счастливое воспоминание. — Он был любовью всей моей жизни.

Я была на ее месте, когда приходилось жить без человека, за которого ты отдала бы все, чтобы провести с ним вечность. И скажу я вам, это не то, чего я пожелала бы своему злейшему врагу.

— Вы не возражаете, если я спрошу, почему все закончилось? — осторожно спрашиваю я.

Она не сразу отвечает. Мы не просто так хороним подобные эмоции, и когда их приходится откапывать, с ними трудно справиться.

— Я забеременела, — признается она. — Джер и его жена уже несколько лет безуспешно пытались завести ребенка. А тут я забеременела, потому что порвался презерватив. Я думала, что он будет счастлив. Я поверила ему, когда он сказал, что в нужный момент он уйдет от жены ко мне. Но в итоге она забеременела примерно в то же время, что и я, и когда дело дошло до драки, он выбрал ее.

Моя челюсть практически упала на пол. Эта женщина отнюдь не невинна. Она спала с женатым мужчиной и знала, во что ввязывается. Но она была влюблена, а это имеет свойство затуманивать разум.

— Он дал мне денег на аборт, — продолжает она. — И еще столько же, чтобы я могла прожить какое-то время. Но я не могла заставить себя сделать это. Я была воспитана в убеждении, что аборт — это неправильно, а этот ребенок был сделан по любви. Поэтому я не стала прерывать беременность. Признаюсь, что часть меня, наверное, надеялась, что он передумает, но когда я увидела фотографию его счастливой семьи на первой странице газеты, я поняла, что шансов на это нет.

— Должно быть, это было так тяжело для Вас, — сочувственно говорю я. — Как вы смогли это пережить?

Она пожимает плечами. — Я была беременна. Пройти через это было единственной возможностью.

— Значит, вы были матерью-одиночкой?

— Я пыталась. Но, как я уже сказала, миссис Роллинз нанесла непоправимый вред. Никто не хотел брать меня на работу, а деньги, которые Джер дал мне, уже давно закончились. Я не могла обеспечить своего ребенка, поэтому приняла самое трудное решение в своей жизни. В шесть месяцев я отвезла ребенка в больницу и ушла.

Мне неловко приходить к ней в дом и заставлять ее заново переживать самое болезненное время в ее жизни. Судя по тому, как она говорит об отце Монти, я не думаю, что в нем есть хоть одна жестокая косточка. Однако мне хочется побольше узнать о его матери. Я всегда считала ее милейшей женщиной, но, как показывают факты, я не тот человек, которому можно доверять, когда речь идет о суждениях относительно характера.

— Ты когда-нибудь искала его? — спрашивает Мали.

Она качает головой. — Нет. Я думаю, что она сейчас примерно твоего возраста, но я никогда не пыталась ее искать.

Мое сердце замирает. — Значит, это была девочка?

Кивнув, она потянулась к столу рядом с собой и взяла пыльную фотографию в рамке, сдув ее. — Это было всего за несколько недель до того, как я ее отдала.

Я беру фотографию, и моя кровь становится ледяной. Ребенок на этой фотографии выглядит почти так же, как на снимке, который я видела в Instagram Райли, — вплоть до родимого пятна на правом виске. Если она сводная сестра Монти, то это дает ей много поводов для того, чтобы отомстить за его смерть.

— Вообще-то, я бы не отказалась от стакана воды, если ты не против, — говорит ей Мали.

Она улыбается. — Конечно, дорогая.

Пока Тереза встает и идет на кухню, я делаю снимок на телефон. Не идеально, но сойдет. Когда я закончила, мы с Мали переглянулись, и я поняла, что она думает о том же, о чем и я.

В итоге мы пробыли у нее больше часа, просто разговаривая с Терезой на разные темы. Она очень милая, и у меня сложилось впечатление, что она одинока, что объясняет, почему она вывалила столько информации, как только начала говорить. Она живет в своем доме, чтобы избежать внимания прессы, и даже не может встретиться с людьми с работы, потому что миссис Роллинз так хорошо постаралась, чтобы ее больше никто не взял на работу. Думаю, ей просто было приятно, что есть с кем поговорить, поэтому мы оставались с ней столько, сколько могли.

Мы с Мали обнимаем ее на прощание, и она машет нам рукой из дверного проема, когда мы садимся в мою машину. Как только мы отъезжаем от дома и выезжаем на улицу, я практически кричу.

— О Боже!

— Я знаю! — соглашается Мали.

— Как ты думаешь, Монти знал?

Она пожимает плечами. — Если и знал, то никогда не говорил мне об этом. Он делал вид, что в его семье все идеально. Единственное, на что он жаловался, так это на то, что не хочет идти в политику, как его отец.

Я делаю глубокий вдох. — Мэл, если у Монти была сводная сестра примерно нашего возраста, то есть шанс, что мы не ошиблись насчет Райли.

— Да, но как мы собираемся убедить в этом ребят? У нас нет способа доказать, что это она.

Я потянулась за спину и достала расческу, которую украла, когда мы ходили в ванную. — Правда?

Глаза Мали загораются, когда она берет ее у меня, и она видит все пряди волос, прикрепленные к расческе, причем некоторые из них все еще с корнем. — К черту Шерлока Холмса. Ты мой новый любимый детектив.

Остается только надеяться, что Хейс и Кэм не будут нам мешать.

Ладно, они точно не впечатлены. Хейс, похоже, больше зациклился на том, что мы зашли внутрь, а Кэм провел с Мали целую лекцию о том, как легко эта женщина могла подсыпать наркотики в ее напиток, даже если это была вода. Его не волнует, что бутылка была запечатана, и мы быстро понимаем, что с ними невозможно договориться.

— Может быть, вы просто послушаете меня хоть одну чертову минуту? — умоляю я. — Вы должны нам поверить. Тереза была беременна ребенком сенатора Роллинза! Это значит, что у Монти где-то есть сводная сестра. И мы с Мали думаем, что это Райли.

Кэм закатывает глаза, а Хейс выглядит уставшим от всего этого. — На каком основании? То, что они обе девочки, родившиеся примерно в одно время? Эти две вещи исключают примерно половину населения, и это при том, если она вообще живет в Северной Каролине.