Анна Берсенева - Стильная жизнь
– А что я? – Она пожала плечами. – Мне-то ведь не казалось, будто у нас что-нибудь не так было… Живу, как живется, что уж теперь. Дежурств взяла побольше, прихожу поздно, устаю. Смотрю телевизор, потом спать ложусь.
– Так папа, выходит, совсем дома не бывает?
– Почему – бывает. Хотя я не знаю, что лучше: когда его нет или когда есть – совершенно чужой… Просто, наверное, отношения у него с его женщинами не такие, чтобы к ним переселяться. Ночевать не всегда есть где, вот он и является время от времени по месту прописки.
Аля понимала, что надо поговорить с отцом самой. Ей все-таки не верилось, что дело обстоит именно так: какие-то многочисленные женщины, у которых не всегда можно переночевать… Но возражать сейчас маме было бы просто жестоко.
Инна Геннадьевна расспрашивала об Илье, о том, дружно ли они живут, что Аля готовит на обед, говорила, чтобы обязательно пришли вдвоем, только предупредили заранее, а то она редко бывает дома, разве что в воскресенье, да и то если нет дежурств…
Аля отвечала на мамины вопросы, но ей все время казалось: та спрашивает просто так, потому что надо же спросить, как живет теперь ее дочь. Она никогда не видела, чтобы у мамы были такие глаза – пустые, без следа того живого огонька, который всегда вспыхивал в них то возмущением, то радостью.
Даже рассказ о знаменитых родителях Ильи не вызвал у нее особенного интереса.
– Да все у нас нормально, мам, – вздохнув, сказала Аля. – Он меня любит, я его тоже. Пока что я дома, хозяйство осваиваю, – улыбнулась она. – А потом, наверное, работу какую-нибудь мне придумаем.
Прежде мама непременно сказала бы, что надо думать об учебе, надо приобретать специальность. Может быть, она даже догадалась бы, что жизнь у Али вовсе не такая, какую мать может желать для единственной дочери. Теперь же она только кивала, ничему не возражая. Але казалось, что мама даже не слишком вслушивается в то, что она говорит, а думает о том, что будет, когда за дочерью закроется дверь: пустой дом, громкий голос телевизора…
И ничего нельзя сделать, ничего! Побежать к отцу, потребовать, чтобы вернулся, ногами топать, плакать? Или остаться самой? И то, и другое было одинаково невозможно.
– А его родители? – уже на прощание, когда Аля одевалась в прихожей, вспомнила Инна Геннадьевна. – Они ничего ему не говорят? О том, что ты с ним живешь?
– Да нет, – пожала плечами Аля. – Его мама в Америке сейчас, у нее контракт в Голливуде. Илья говорит, такой звезде, как Анна Германова, сейчас здесь совершенно нечего делать, потому что кино почти не снимают, или чернуху одну. Она звонила недавно, со мной очень доброжелательно разговаривала. Сказала, что рада будет познакомиться, когда приедет. А у отца другая семья, Илья с ним почти не общается, странно даже.
– Ну, смотри, – вздохнула мама. – Я не знаю, что тебе сказать, Аленька… Видишь, как вышло: никаких советов о счастье я тебе давать теперь не могу. Все-таки хоть детей постарайся пока не заводить. Господи, ты ведь даже об этом представления не имеешь! Ничему я тебя не научила…
– Мамуля, ну что ты убиваешься? – В глазах у Али опять защипало. – Подумаешь, есть чему учить! Поставлю спираль, и все дела.
В туалете, куда она зашла перед тем как уйти, был сломан бачок; крышка лежала на полу, и надо было дергать за торчащую проволоку. Прежде такое было просто невозможно: папа сам все делал по дому, а мама к тому же норовила по всякому поводу вызвать мастера, потому что «любая работа должна быть выполнена профессионально».
Теперь никому из них не было до этого дела.
Аля медленно шла по улице к автобусной остановке, забыв раскрыть зонтик, хотя осенний дождь все усиливался и пузыри уже плясали в лужах.
Конечно, предстоял еще разговор с отцом, и, наверное, он расскажет обо всем этом как-то иначе… Но какая разница?
Опоры, которой был для нее дом, больше не существовало.
Але действительно казались странными отношения Ильи с его родителями, хотя он объяснял их вполне убедительно.
– Мама всю жизнь отдала отцу, – сказал он. – Я, помню, ревновал даже, когда подростком был. Конечно, она актриса была при этом необыкновенная и мать безупречная. Но все равно… Я-то не совсем со стороны видел их отношения, мог кое о чем судить. Он всегда у нее был на первом месте, удивляться только можно было, как ее вообще хватало на все остальное.
– А теперь? – осторожно спросила Аля.
– А теперь она привыкла, – пожал он плечами. – А что еще она должна была делать? Сначала, конечно, переживала ужасно, когда он к этой соплячке ушел. Не зря же она Маргариту у него в спектакле играла! Я тогда вообще за нее боялся, как бы не сделала чего с собой. А потом – ничего, справилась. Она, чижик, выдающаяся женщина, у меня впечатление, что теперь такие вообще перевелись как вид. Я вот себя тешу надеждой, что на нее похож, хотя внешне, конечно, вылитый папочка, уже слышать об этом тошно от каждого встречного-поперечного.
– Ты жалеешь ее? – спросила Аля.
– Наоборот – восхищаюсь. Жалость – это же гнусное чувство вообще-то, сплошной надрыв. А у нас с мамой ровные, спокойные отношения, без истерик. Любим друг друга, прекрасно друг друга понимаем. Она наконец занялась собой, что я всей душой приветствую.
– Странно, – удивилась Аля. – Как это – наконец занялась собой? А как же она могла без этого актрисой быть?
– Ну как-как! – с легким раздражением в голосе ответил Илья. – Этого просто так не объяснишь, да я, по правде говоря, и сам не очень понимаю. Надо было видеть. Могла как-то, да еще какой актрисой… Ну, во всяком случае, теперь она счастлива, уж в этом-то я уверен. Завела себе любовника – молодой, красивый, богатый, продюсер ее. В Голливуд вот пробилась.
Аля слушала его с некоторым недоверием. Как-то не вязалось это… Актриса всю себя посвятила мужу, он был у нее на первом месте, потом он ушел – и вот она счастлива, и все у нее прекрасно… Ей почему-то казалось: или раньше все было не так, как говорил Илья, или теперь Анна Германова не так уж счастлива, несмотря на Голливуд и молодого любовника.
Но ему она, конечно, говорить об этом не стала.
– А отец твой? – спросила она вместо этого.
Лицо у Ильи стало холодным, на нем застыло неприятное выражение.
– А что отец? – сказал он, помолчав. – Он всегда жил как хотел и теперь продолжает в том же духе. Не в смысле баб, а вообще… Самовыражается, воспитывает молодые дарования в театре своем. Настолько молодые и настолько дарования, что одну даже до жены воспитал, – зло усмехнулся он.
– Ну и что? – невольно вырвалось у Али. – Что в этом плохого?
Правда, она тут же прикусила язык. Конечно, он за мать обижен… Но что плохого в том, что Илья рассказал об отце, она все-таки не поняла. Плохо, что ушел из семьи – но ведь и Илья дважды был женат, а теперь живет с третьей, а что было в промежутках, об этом вообще не говорит.
