Синтия Виктор - Единственная
Таш должна бы понимать, что в таком состоянии Карлин не следует отправляться на вечеринку. После двух недель пребывания в больнице боли утихли, но сил пока не прибавилось, и сейчас в Наташиной богатой бархатной гостиной, где многочисленные друзья Итана говорили по меньшей мере на четырех языках, Карлин чувствовала себя неуютно, ее тянуло домой, в постель, но ей не удавалось хоть ненадолго задержать Наташу, чтобы попросить отвезти себя. Наташа без устали сновала взад-вперед, разнося напитки и опорожняя пепельницы, как будто была не хозяйкой, имеющей армию помощников, а расторопной прислугой.
Какой контраст между больничной палатой, в которой она провела последние две недели, и этой экстравагантной вечеринкой! Ее взгляд упал на каминную полку. Фотография Бена! В течение двух недель она молилась, чтобы он заглянул навестить ее. Она отрепетировала покаянную речь в шести различных вариантах, надеясь, что он все-таки вернется, но он, как и пообещал, больше не пришел. «Ну и черт с тобой, Бен», — подумала она и полными слез глазами еще раз взглянула на фотографию.
* * *Выйдя из лифта, Бен помедлил у дверей сестры. «Что я здесь делаю?» — спросил он себя, робея перед необходимостью идти на коктейль. У него не было ничего общего с толпой европейских актеров и режиссеров, и его так же мало интересовали иностранные кинодеятели, как их американский хирург, но Наташа настаивала на его присутствии. Он приводил все возможные доводы, какие мог придумать, но она не позволяла ему увильнуть, и в конце концов он вынужден был согласиться.
«Ну, да будь что будет», — решил он, нажимая кнопку звонка. Последние несколько недель, когда он старательно избегал встреч с Карлин, были сущим адом — куда уж хуже? Прислуга впустила его и проводила в гостиную. Бен остановился в арочном проеме перед шумной толпой, оглядел комнату в надежде найти хоть одно мало-мальски знакомое лицо и неожиданно увидел Карлин. Она сидела на диване в черном брючном костюме, который свободно болтался на ней, бледная и измученная. Наташа, появившись рядом с братом, быстро поцеловала его в щеку и подтолкнула в комнату.
— Что здесь делает Карлин? — недовольно спросил Бен.
«О чем я думала, приглашая Бена?» Наташа почувствовала, что попалась, и второпях подыскивала оправдание.
— Я везла ее домой из больницы, но подумала, что ей будет приятно провести немного времени с людьми после двух недель внутривенных вливаний и перевязок.
Она отдавала себе отчет, что это звучит вызывающе, но не могла придумать, как иначе объяснить пребывание здесь Карлин. Нельзя же позволить брату заподозрить, зачем на самом деле ей нужна Карлин.
Бен повернулся к ней лицом и заметил румянец, который мог означать одно из двух: либо ее что-то тревожило, либо она что-то замышляла, но он был слишком рассержен, чтобы гадать, в чем дело.
— Карлин нечего делать на вечеринке, она только что выписалась из больницы. О чем, черт возьми, ты думала, когда везла ее сюда?
— Я думала, она немного развлечется. К тому же следующие несколько недель она будет дома восстанавливать силы. Что плохого в нескольких минутах общения с людьми? — Бен очень редко сердился на нее, и Наташа чувствовала угрызения совести.
Что бы ни было между ним и Карлин, Бен помнил, что он прежде всего врач и, не став больше препираться с сестрой, направился к дивану, совершенно точно зная, что должен предпринять. Карлин ни в коем случае не следовало отправляться на коктейль в день выписки из больницы. Увидев, какая она бледная и как равнодушно относится к разговору, который шел вокруг, Бен на мгновение задержался. Как эта женщина могла превращать его в такого злого и слабого одновременно? Вид этих людей вокруг нее, поглощающих бутерброды с икрой, остро напомнил ему день Наташиной свадьбы, когда Карлин ушла от него, даже не оглянувшись.
Пока он разглядывал Карлин, какой-то грузный мужчина, держа в руках тарелку с сандвичами и закуской, сел рядом с ней, и Бен увидел, как Карлин побледнела, ее рука потянулась к больному месту, словно толчок растревожил ее рану. Не медля больше ни секунды, он решительно подошел к дивану. Карлин с изумлением посмотрела на него, а он взял ее под локоть и заставил встать.
— Пойдем, я отвезу тебя домой, — твердо сказал Бен.
Карлин, не говоря ни слова, позволила взять себя под руку и повести к двери, заговорив, только когда он усадил ее в свой автомобиль.
— Спасибо, что увел меня оттуда. — Устраиваясь на сиденье, она старалась не смотреть на Бена. — Я и не представляла, насколько обессилела.
— Ты идиотка, у тебя была серьезная полостная операция. Как можно позволить затащить себя на вечеринку? — От беспокойства за нее Бен говорил со злостью.
Карлин чувствовала себя слишком усталой, чтобы дать втянуть себя в войну. Назвав ему свой адрес, она тихо сидела, глядя в окно. Пока он ехал по городу, она старалась припомнить все извинения, которые сочинила, но ни одно из них не приходило в голову, она могла думать только о том, как приятно сидеть с ним рядом. Если бы он не был таким сердитым, если бы она не была такой слабой, могла бы просто потянуться и коснуться его, взять его за руку. Но Карлин не шевелилась, собираясь с силами, пока они не подъехали к дому.
Ничего не говоря, Бен вышел из автомобиля, обошел машину и открыл дверцу. Выйдя на тротуар, Карлин почувствовала головокружение и слегка покачнулась, в то же мгновение Бен подхватил ее на руки и понес в дом.
Он нес ее, и знакомая сила его тела успокаивала ее; обхватив его за шею, она вдыхала его чистый запах, который не изменился с тех пор, как Бен был мальчиком. «На этот раз я не упущу свой шанс», — поклялась она себе.
— Попробуй отпусти меня, — прошептала Карлин, крепко вцепившись в него, — давай, я вызываю тебя.
Бен остановился и с улыбкой посмотрел на нее, эти ее слова, очевидно, затронули что-то у него в душе, и, когда он входил в лифт, ей внезапно показалось, что он помолодел. Бен отнес ее в спальню, уложил в постель, накрыл одеялом, поправил подушку и только после этого ответил:
— Вот я и отпустил тебя. Что теперь?
Карлин приподнялась на локтях. Наступил момент, о котором она мечтала. «Пожалуйста, — молила она себя, — не упусти его снова».
— Бен, в больнице… я была дурочкой. Я понимаю, ты не собирался быть грубым. А та сцена на Наташиной свадьбе… Я вовсе не намеревалась дразнить тебя, клянусь.
К ее удивлению, Бен расхохотался.
— Ну, не чудесная ли парочка мы с тобой? — Он снова уложил ее на подушку, но на этот раз чрезвычайно осторожно привлек к себе и, крепко сжав, нежно поцеловал в губы. — Не лучше ли нам вместо взаимных оскорблений признаться, что мы любим друг друга, что мы принадлежим друг другу на всю оставшуюся жизнь?
