Екатерина Юрьева - Все свободны
— Козел! Что ж ты сразу не сказал?
— А это ничего уже не меняет.
— Это меняет все! Мы завтра можем закрывать эту лавочку. Ну ладно, пару дней еще покатаемся на лыжах. Черт! — Скворцов бегал по комнатке, запустив руки в волосы. Вася на кухне пела песенку. — Ну ты и довалил до кучи. Это же все, все меняет. Все.
— Не-а. — Масик торжествовал. Он медленно налил себе минералки, выжал туда привезенный Скворцовым лимон и закинул ногу на свободный табурет. — Не меняет. Образцы мы отправили, да не те отправили. Говна какого-то накидали в пакетики. А те улетели на день раньше. Оформили как вывоз мусора.
— Правда, что ли? — Юрий Николаевич не верил своим ушам.
— Правда-правда. А там дружбаны как раз Леркины все это богатство и приняли.
— Какая прелесть… — Из-за занавески торчала Васина голова. Она подслушивала.
— Но теперь для вас задачка. Надо все это очень аккуратно забрать, чтоб ребят не подставлять. И потом очень аккуратно. Очень. Вывезти, чтоб погранцы не задержали.
— Ха-ха. — Скворцов выдохнул. — Ха-ха. А эти конкуренты следят теперь, значит, за движением нашей руки.
— Они еще об этом не знают. Экспертиза только у нас прямо на месте организована. У них она — в столице, чтоб здесь перед нами не подставляться.
— А я ничего никуда и не повезу. Зачем? Я все экспертизы здесь сделаю — нагло и открыто! А повезу уже бумаги. Не хрена козлам прыгать в чужой газон! Молодцы! Горжусь знакомством. Сверху всего получите по машине, когда вернетесь.
— С нашими производственными фантазиями в конце командировки у нас будет целый автопарк. — Лера вдохновился.
— Надо — будет!
— Ладно, Юрий Николаевич, на самом деле не такие уж мы и умные. Пошутить просто хотели. И бах — очко!
— Фигли разница. И потом — просто ничего не бывает. Все сложно. Разве просто ты в вагон-ресторан приперся и Ваську снял? Не водки же нажраться? Хотя со стороны всем кажется, что именно нажраться. Пусть так все дураки и думают. А мы-то знаем правду — чтобы здесь сейчас сидеть. Ха-ха. Черт, на брудершафт даже не выпить с тобой, Масик, за родственные связи. Что за дела?
— Со мной выпей, — выступила вперед Вася.
— С тобой? Ну иди сюда. — Он привлек ее к себе. — Даже и пить не стану, водку на тебя еще переводить. Сразу целоваться.
И до края их сознания донеслось:
— Мы к мужикам в вагончик. До завтра. Пока. — И хлопнула дверь.
В маленькой комнатке-спальне была одна большая кровать.
— Смотри. Одна кровать, как-то все это странно. — Вася раскидывала руки по ее краям, измеряя ширину.
— На двух им, что ли, ютиться? Все же люди, честное слово.
— И что они там с мужиками делают?
— А ты не знаешь, что делают с мужиками?
— Не-а.
— Сейчас я тебе покажу.
— Мама дорогая…
Когда открылись Васины глаза, они увидели незанавешенное окошко.
— Смотри, а вдруг за нами подглядывали?
— Бог с тобой. Кто? И что мы им могли показать такого новенького?
— А что? — Вася удивилась.
Юра посмотрел на нее с неподдельным интересом.
— А зачем ты Масику про Виноградова сказал?
— Сказал и сказал.
— Ты всегда так делаешь, ты больно делаешь. Ты испытываешь…
— Ну ладно, Вась, хватит лечить. Просто посмеяться захотел. Ну глупость сделал.
— Смотри, чтоб над тобой никто не посмеялся — наверное, тоже есть над чем. Вот бы все вокруг покатывались со смеху.
— А ты вот так не шути. Это я тебе советую.
Вася, затаившись, взгляд его выдержала. Струйка дыма, вдруг вырвавшаяся из ее рта, запуталась в его щеке, и она увидела щетину. Провела рукой по ней. Щетина затрещала.
— У тебя щетина.
— Побриться?
— Не надо. Тебе идет. И потом есть в ней, — она хмыкнула, — какой-то шарм. Оставь, пожалуйста.
— Правда?
— Я всегда правду говорю.
— Тогда скажи мне, дорогая Вася, — глаза его сузились и мгновенно утратили мягкость, — а почему так получается, сколько мы с тобой знакомы, а ты ко мне ни разу не… пристала? — Вася попыталась освободиться, но у нее ничего не вышло. — Почему? Я спрашиваю.
— Отпусти, больно. Синяки будут. Что значит — не пристала? Что ты гонишь? По сто двадцать раз за раз — тебе мало? Давай больше…
— Давай! Только ты в глаза смотри! Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Все время хочу я, а ты мне только уступаешь, не отказываешь.
— И что, и что? Разве это плохо?
— Ты, и только ты, получаешь… Ты позволяешь — и не вкладываешься! — Он уже впал в остервенение. — Чувства не всегда взаимны. Отношения — взаимны всегда. Понятно объясняю?
— Давай пристану.
— Давай! Только не врать.
— Мне страшно, я боюсь тебя. Пусти!
— А ты не бойся.
— Я уже изгладила каждый бугорок… — Вася пыталась как-то вертеться.
— Не каждый.
— Не хочу. Не буду.
Но ее уже никто не спрашивал. Железные руки сжали ее голову, и лицо ее пропахало по всему его телу, и только последней из разумного мелькнула Ольгина правда о жестких его руках. И кто был кем, Вася уже не понимала и не помнила.
Скворцов прошелся по домику.
— А они тут хорошо устроились. Смотри-ка, душ, даже стиральную машину поставили. Гриль. О, магнитофончик. Что там Масик слушает по ночам, интересно? — Ровная постельная музычка тихо заиграла из уголков спальни. — Молодцы. Европейский сервис. И кровать, кстати, удобная. Чтоб я так жил.
Он достал ледницу, нагреб льда, бросил в свой серебряный стаканчик, плеснул виски.
— Ты будешь? — И, не дождавшись ответа, налил Васе и бросил лед.
— А что ты болтаешься голый? Вдруг кто войдет. Дверь-то в дом не заперта.
— А кто посмеет?
— Медведь. Он в своей берлоге от спячки проснулся, как ты тут вопил. Юрочка, ты совсем несдержанный. Оказывается.
— И что в этом плохого? — Юрий Николаевич ничуть не смутился. — Видишь, сколько неожиданных открытий за такое короткое время. — Он присел на край кровати и поставил ледяной стакан на ее голый живот. — Испытываю, говоришь?.. — Живот дрогнул, но выдержал. Она отхлебнула и отставила стакан, подползла поближе и обвила его шею. — Не подлизывайся. Очередь теперь моя — для приставания. — Вася уже не могла вырваться, она опять попала.
— Видишь, ты и сам мне не даешь никакой возможности. Тебя любить. Ты маньяк.
— Н-н-нда. И тебе это нравится.
…Утро для них началось глухим днем. Никто и вправду не посмел зайти в дом. Даже его хозяева. Вася жевала бутерброды, запивая кофе, — и то и другое Юра приносил ей прямо в постель. Вставать она не собиралась. А зачем? Она даже и до душа-то за ночь не добралась, ее снова и снова закидывали в кровать. Там она и решила благополучно пребывать.
