Людмила Сурская - Курсантки
— Гым… Ну, милая, а ты что хотела. Ещё год поста и запорхаете бабочками. А ты удумала с новыми кавалерами его дразнить.
— Скорее уж с забытыми старыми, — вздохнула она.
— Нарвалась.
— От нашей жизни одичать можно. Он не имеет права. Каникулы. У меня отпускной лист на руках. Какое ему дело до моей личной жиз…,- всхлипнула Маринка, запивая булочку. Она застыла не договорив, на неё не мигая смотрел Богуш. «Чёрт, чёрт, чёрт! Подошёл совершенно не слышно, а я на него бочку качу. Сейчас опять заведётся. Хотя иногда ей ужасно хотелось его проучить…»
— Подкармливаешь своего птенца, разбаловал ты их спасу нет. Марш в мой кабинет и там поешь. Нечего порядок тут нарушать. — Приказал он, показав направление своего кабинета.
Будто она не знала. Маринка, забрав продукты, не оглядываясь побрела.
Дождавшись её ухода, Тарасов недовольно забубнил:
— Товарищ майор, это ни на что уж не похоже…
— Ну на что-то это всё же должно быть похоже.
— Не знаю, — растерялся взводный. — Просто вы испортили девчонкам праздник. Они посидеть хотели, отметить окончание второго курса. Учатся стрекозы все отлично, претензий к ним нет, а…
— Не ной мне самому тошно. — Голос звучит устало и безразлично.
— В смысле?
— Я люблю её.
У взводного полезли на лоб глаза.
— Алексей Васильевич, вы чего…
— Костя, я люблю её и ничего не могу с собой поделать. Веришь, в мыслях ничего такого не имел — само собой сошлось и получилось. Меня всё время тянет к ней. Не смотри волком, понимаю что нельзя. Хочется побыть хоть недалеко от неё. Ведь это скромные желания. Сейчас уйдёт и месяц не увижу…
— Ну, не знаю… Человеческие чувства — материя тонкая. Паутинка. Как-то это делается по-другому… Поговорите с ней что ли, объяснитесь… или она против?
— Да вроде нет. Но не в этом же дело. Ты же знаешь, надо подождать ещё год. Только начни, девчонок потом не удержишь. А сожительство ей, я не могу предложить.
— Ну это вас действительно серьёзно качнуло. Только молчком давить не дело, есть верный шанс потерять. К тому же, можете не мучиться. Вы у нас не первые. — Улыбнулся взводный.
— То есть?
— Иришка с Глебом, законным браком и ещё год назад.
— Что ты такое говоришь…
— Мы ж всё гадали на кого она запала, ну я пораскинул на досуге мозгами. Зажал Глеба, он вынужден был сознаться.
— Почему ж мне не сказал?
— В нашем деле лучше всё оставить как есть. Тем более, там даже родители не в курсе. Они счастливы себе потихонечку. Для неё это вообще вроде, как бы игра.
— А почему сейчас сказал?
— Так ситуация. Советую. Распишитесь себе и живите на здоровье. Только не звоня. Будет в пятой две замужних дамы и всего лишь.
— Спасибо, я подумаю. Ты иди, отдыхай. Я займусь ей сам. Разберусь с её нарядом.
— Понятно.
Взводный улыбаясь и почёсывая затылок, ушёл. Богуш не успел, проводив его, повернуться, как, отдаваясь эхом по пустым коридорам, приближались шаги. Возвращалась Маринка.
— Заправилась?
— Это не ресторан, — буркнула она.
— Ах, тебе жаль потерянного приглашения… Марш мыть женский санузел.
— Что я такого сказала… Я вообще просто так сказала…
— Вымоешь ещё и мужской.
Маринка отправилась в кладовку. «Как с ума сошёл. Никогда не видела его в такой ярости. Что я ему сделала…» Но обошлось только женским туалетом. Процесс подходил к концу, когда заявился Богуш.
— Мой руки и садись в машину.
— Зачем, я дойду, — отвернулась она, запихивая швабру и ведро в кладовку, тоесть в место их постоянной дислокации.
— Я «есть» тебя научу когда-нибудь говорить или это неосуществимо?
Маринка пожала плечами. Достала из заначки два банана и очищая на ходу, пошла на выход. Богуш поморщился, «детсад», закрыв кабинет, пошёл следом. Что делать с проблемой под именем Марина, он пока не знал. У общежития было пусто. Народ разъехался. Маринка поднялась к себе. В комнате — никого. Девчонки наверняка уже все дома. Сбросила камуфляж. Накинула халат. Взяла полотенце, побольше пахнущих летом шампуней, чтоб поднять настроение, и подпинывая себя поползла в душ. С удвоенной энергией тёрла щёткой зубы, как будто в чём-то была их вина. Потом на всю мощь, открутила краники. Облила себя шампунями и гелями, натёрла, как следует, и отвела душу под тёплыми струями. В наряде у тумбочки стояла финансистка, оставшаяся из-за не сдавшегося «хвоста».
— Марин, ты чего, вроде ж отстрелялась по полной.
— Зато в другом увязла.
— И что это?
— Наряд.
— Куда же тебя всунули, в столовой и в институте наши стоят. Комплект везде.
— Начальство захочет, дыру найдёт.
— Это уж как водится, но ты не переживай.
— Извини, с наряда, устала, пойду, чай попью.
Напившись, включила телик, но усталость сморила и она уснула. Только стоило майору выключить телевизор, как она вскочила.
— Кто здесь?
— Не пугайся это я, — Алексей присел перед ней на корточки.
Она даже не спросила, что ему надо и, как он здесь очутился. Наверное надо узнать… В открытое окно сунул нос ветерок. От этого шторка на окне, как будто дышит. Создавая иллюзию своего присутствия. Он остался третьим не собирался уходить оставляя их вдвоём. С тоской посмотрела на небо. В квадрат окна были видны звёзды.
— Что вам, товарищ майор? Ещё где-то помыть надо?
Он положил ей голову на колени и тихо сказал:
— Скажи, Алёша.
Всё стремительно стало меняться, как будто выправили резкость, и экран засиял яркими красками, вырисовывая чёткие контуры. Голова, тем более после дремоты, с трудом справлялась со скоростью таких перемен.
Маринка вздрогнула и дёрнулась, пытаясь вырваться и отползти из зоны его притяжения.
— Нет.
— Обиделась?
— Нет.
— Выходи за меня замуж.
Сердце почти не билось, она не была уверена, что жива. Оно оказалось где-то в горле и стало трудно дышать. Ей было страшно. Она боялась его слов, своего отказа… Вскочила. Они стояли и молча смотрели друг на друга.
— Ну и шутки у вас товарищ майор… На таких вертихвостках не женятся. Уходи-те.
Он усмехнулся. Обиделась, а он не мог иначе остановить её, себя…
— Маринка, ну ты же не глупенькая, сколько можно дуться. Это сводит меня с ума. Я больше так не могу.
— Нет, ну что вы, какие обиды! — пожала вздрагивающим плечиком она.
— Маринка, детка…
Но она перебила:
— У меня никогда никого не было, а ты ведёшь себя, как носорог. Говоришь со мной в таком тоне… На красоту вызверился. Ведь она проходит… Не она главное в женщине и любви… Взрослый же мужик мог бы и разобраться…
