Алла Новикова - Король поневоле
Девушка пересекла комнату, села в кресло и спросила:
— Ты любишь ее?
Дежа вю. Она уже задавала ему такой вопрос однажды, правда, в отношении Сонечки. Впрочем, на этот раз он прозвучал скорее как утверждение. В глазах Артура, когда он смотрел на Веру, Рита увидела столько любви, что все было понятно без слов. На нее он никогда так не смотрел. Но она должна была выяснить все раз и навсегда. Да, она решила не устраивать парню сцен и проститься с ним без истерик, но с упорством мазохиста продолжала наносить своему бедному сердцу все новые и новые раны. Чтобы у нее не осталось ни малейшего проблеска надежды. Чтобы потом не тешить себя пустыми иллюзиями.
— Да, — признался он. — Люблю. С самого детства.
— Тогда почему вы не вместе? Она не любит тебя?
— Не знаю, — ответил Артур, разглядывая свои руки. — Я никогда ее об этом не спрашивал.
— Ты ведь не сразу понял, что ребенок, которого она ждет, от тебя. Почему? Ведь вы были близки?
Парень в отчаянии провел рукой по волосам, растрепав их. Он явно не хотел говорить с ней об этом, но все-таки ответил:
— Это было всего один раз и при нелепых обстоятельствах. Мы были пьяны и… Мы решили забыть об этом.
— И ты забыл?
— Нет, конечно! — воскликнул он. Во взгляде его, обращенном на Риту, была мольба. — Я подумал, что она нашла себе кого-нибудь. В конце концов за это время многое могло произойти.
— А ты…, - девушка запнулась, но заставила себя закончить фразу: — Ты уверен, что это твой ребенок?
Артур дернулся, как от удара. Потом посмотрел на Риту глазами, в которые вернулся тот лед, напомнивший ей о временах их знакомства, и спокойно произнес:
— Малыш, я понимаю твои чувства, но не стоит думать так плохо о человеке, которого ты совсем не знаешь. Вере совсем незачем мне лгать. Если она говорит, что это мой ребенок, значит, так оно и есть.
— Прости, — сжавшись, пробормотала Рита. — Но я должна была спросить.
Артур смягчился.
— Малыш, мне очень жаль, что все так получилось. Но сделанного не воротишь и не изменишь.
— Я знаю, — тихо сказала она. Потом подняла голову и прошептала: — Мы больше не увидимся?
— Нет, — ответил он. — Думаю, что нет.
— Поцелуй меня, — вдруг попросила она.
— Что?
— Ты сказал, что не остановишься до тех пор, пока я не попрошу тебя об этом. Я не просила.
— Но…
— В последний раз, — умоляла девушка, зная, что этим причинит только боль себе и, быть может, ему, но не могла остановиться. — Только один раз, и я отпущу тебя, обещаю. Это ведь не будет изменой. Просто прощальный поцелуй.
И парень не устоял перед этой тихой мольбой. Он подошел к ней, ласково погладил по щеке и легонько коснулся губами ее губ. Рита, испугавшись, что этим он и ограничится, обхватила руками его шею, прижимаясь к нему в отчаянной попытке продлить эту последнюю ласку. Слезы, несмотря на все ее старания, все же покатились по ее щекам. Почувствовав их горько-соленый вкус, Артур не выдержал, вырвался из объятий девушки и стремительно вышел из комнаты. Рита не видела, как он выбежал на балкон и прижался лбом к холодным перилам, чувствуя, что вот-вот разрыдается сам…
Он ушел утром, пока девушка спала. Обнял на прощание Екатерину, не скрывавшую своих слез (ведь она так к нему привыкла), не ответив на ее просьбу навещать их хоть иногда, пожал руку Павлу, поблагодарив их обоих за гостеприимство, подхватил свой багаж и исчез за дверью. Он ушел спустя ровно три года с того дня, когда впервые появился на пороге их квартиры…
* * *— И что, прямо вот так взял и уехал? — поразилась Лиля, с жадностью слушавшая рассказ Нековбоя.
Тот оглянулся на Риту, которая через пару столиков от них обслуживала посетителей, и заговорщицким шепотом произнес:
— Нет, не уехал. Не смог он. Точнее, не получилось.
— Почему? — удивилась Вика.
— Уже на самом вокзале у его девушки, Веры, от всей этой нервотрепки случился то ли спазм, то ли колики, или что там у беременных бывает, и ее положили в больницу на сохранение. Прямо с вокзала на скорой и увезли. Артур и ее отец, понятное дело, остались в городе. Пока что в гостинице, но собираются снимать квартиру, потому что врачи сказали, что у Веры очень слабое здоровье и в больнице она проведет немало времени.
— А ты-то откуда все это знаешь? — полюбопытствовала Ксюша, с подозрением посмотрев на друга. — Откуда такие подробности? Уж не сам ли Артур тебе об этом рассказал?
Василек слегка покраснел, но честно признался:
— Нет, не Артур. Сонечка.
— Что?! — едва не попадали со стульев девчонки.
— Да тише вы! — цыкнул на них парень.
— Ты что, встречаешься с ней? — изумилась Вика.
— А она-то откуда знает? — одновременно с ней осведомилась Лиля.
— Так, давайте по порядку. С Сонечкой я вовсе не встречаюсь. Она просто… гм… пригласила меня в кино.
— В очередной раз? — покатилась со смеху Ксюша.
— Ага. А поскольку я ценю в людях упорство, я согласился, — скорчив потешную гримасу, сказал Нековбой.
Он вовсе не собирался рассказывать друзьям, почему на самом деле он принял приглашение Сонечки.
Она пришла вчера в кафе перед самым закрытием. Девушка прекрасно знала, где он работает, она приходила сюда несколько раз с Артуром, перекусить после практики. Хоть они с Королем и разорвали свои "деловые отношения", и друзьями их тоже назвать было сложно, но и чужими друг другу они не были, оставшись все же немногим больше, чем просто сокурсники. Ведь не зря же Артур, когда собирался покинуть дом Риты, в первую очередь обратился за помощью к Сонечке.
Когда она зашла в кафе, Василек как раз перешучивался с одной из постоянных клиенток. Та кокетливо интересовалась, сколько нынче положено давать на чай таким симпатичным официантам, а он отвечал, что ему достаточно одной ее улыбки. Застав эту сцену, Сонечка быстро подошла к Нековбою, взяла его под руку и томным голосом сказала:
— Привет, милый. Ты скоро?
— Здравствуйте, Софья Николаевна, — аккуратно убирая ее руку, сказал парень. — Если вы хотите сделать заказ, боюсь, что вы опоздали — кафе закрывается.
Клиентка, разговаривавшая с Васильком, понимающе посмотрела на красотку и удалилась, не желая им мешать. Сонечка села на ее место и сказала, продолжая разговор:
— Милый, ну зачем же так официально?
— Я вам не милый! — отрезал Нековбой.
— А я тебе не Софья Николаевна! — парировала та. — Почему ты обращаешься ко мне так, словно я как минимум вдвое старше тебя?
— Я всегда считал, что обращение по имени-отчеству — признак не столько возраста, сколько уважения.