Ольга Карпович - Поцелуй осени
— Но тебе, наверно, надо на работу. Я тебя не задержу, сейчас быстро соберусь…
— Мне нужно, да. Но не на работу. — Он сел напротив, поймал ее руку и сжал в своей ладони.
Лика смущенно взглянула в буравящие ее тяжелым взглядом синие глаза.
— Мне нужно в мэрию, или в церковь, или прямиком в Лас-Вегас, это я оставляю на твое усмотрение.
— Я не понимаю, — растерянно протянула она.
— Что же тут непонятного? — в глубине его синих глаз озорно заплескался смех. — Я, конечно, неплохо сохранился, но годы берут свое, и, боюсь, ждать, пока ты наиграешься в свою самодостаточность, у меня уже здоровья не хватит. Поэтому мы с тобой идем жениться, и дело с концом.
— Как? Вот прямо сейчас? — ахнула Лика.
— Ну, кофе все-таки можешь допить, — успокоил ее Андрей.
— Ты бы хоть для приличия спросил, согласна ли я, — все-таки съязвила она.
— В прошлый раз ты пеняла мне, что я ни разу не стукнул кулаком по столу, — усмехнулся Андрей. — Так что я всего лишь стараюсь соответствовать твоим представлениям об идеальном мужчине.
— Тебе не нужно стараться! — ответила Лика, потянулась к нему через стол и добавила, почти касаясь губами его рта: — Ты и есть такой.
2
Счастье казалось таким полным, таким всеобъемлющим, что порой Лике трудно становилось дышать. Первое время, просыпаясь по утрам, она боялась открыть глаза — вдруг все это ей только приснилось, и сейчас она вернется в заставленную коробками квартирку в Сохо, и одиночество снова ощерится на нее из всех углов. Так она и лежала, не решаясь пошевелиться, пока Андрей не склонялся над ней, не дотрагивался губами до ее виска, шепча:
— Доброе утро, любимая.
Еще не открывая глаз, она чувствовала, как на лице расползается глупая счастливая улыбка, подставляла ему губы для поцелуя и лишь потом решалась взглянуть, наконец, на окружающий мир, который, впрочем, весь был теперь заполнен для нее этим удивительно нежным при всей его небывалой силе мужчиной.
Андрей действительно настоял на том, чтобы они немедленно расписались, и Лика поначалу никак не могла привыкнуть, что люди обращаются к ней теперь «миссис Грекофф». Для своих, правда, она все же осталась Беловой. Первую неделю их скоропостижного брака они почти не расставались. Бог знает, как Андрею удалось скрыться от вечно требующих его внимания деловых партнеров, заказчиков, подчиненных, но факт оставался фактом — их не беспокоили звонками и визитами. Это была, наверное, самая невероятная, самая сумасшедшая неделя в ее жизни. Они будто вернулись в ту беззаботную и развеселую пору их юности — отчаянно вцепившись друг в друга, летели вниз в вагончике «русских горок» в районе Брайтона, объедались мороженым в летних кафе, хохоча, гонялись друг за другом по дорожкам Центрального парка. Иными были только ночи. Бесконечные теплые ночи, когда можно было часами лежать рядом в темноте, едва касаясь друг друга плечами, и болтать обо всем на свете. И впервые было не страшно говорить вслух о своих самых сокровенных переживаниях, обидах, ошибках.
— Я не должна была тогда так набрасываться на Артура, — сокрушенно каялась она, прижавшись головой к его плечу. — Но я, честное слово, не нарочно. Я очень хотела с ним подружиться. Только я ведь совсем ничего не знаю о детях, не знаю, с какой стороны к ним подойти…
— Ничего, научишься. — Он быстро поцеловал ее в макушку. — К тому же у тебя ведь могут еще быть и свои дети…
— Не могут, — помотала головой она и, справившись со сдавившим горло комком, объяснила. — Мне с моим прошлым диагнозом врачи настоятельно не рекомендовали иметь детей. Слишком большой риск, понимаешь…
— О господи, — выдохнул он и крепче сжал ее плечи. — Прости… Прости, что я тогда…
— Да брось, ты же не знал. — Она легко провела ладонью по напрягшейся под тяжестью ее головы мощной руке.
— Да, — кивнул он. — Ты никогда мне этого не говорила.
— Ты тоже не обо всем мне рассказал, — мягко упрекнула Лика. — Если бы я знала, что Артура бросила мать, я бы никогда… Мне потом только Дэззи сказала.
— Удивительно, — невесело рассмеялся он, — удивительно, что мы, в конце концов научились все-таки разговаривать друг с другом…
— Да, это, пожалуй, крупнейшее наше достижение… — усмехнулась Лика.
Так, постепенно, ночь за ночью, они открывали друг другу мучившие их все эти годы сомнения, недосказанности, страхи. Осторожно, боясь сделать резкое движение, разрушить хрупкую гармонию, узнавали друг друга заново, учились говорить и слушать. Лике казалось, что она постепенно оттаивает, отогревается, позволяет теплу проникнуть в ее много лет закрытую, запертую на семь замков душу. Наверное, что-то подобное происходило и с Андреем, должно быть, и ему не сразу давались эти проговоренные глухим голосом ночные признания.
Через неделю он уехал по работе куда-то в другой штат, на четыре дня. Лика хотела было на это время перебраться в свою старую квартиру, Андрей же возразил: — Уже сбежать намылилась? И думать не смей! Второй раз тебя из твоей берлоги не вытащить!
И Лике пришлось впервые остаться одной в его квартире, ставшей теперь и ее жилищем. Отпуск ее все еще не закончился, делать было нечего, и она часами бродила по просторным комнатам, дотрагивалась до еще совсем недавно чужих, а сейчас почти уже знакомых вещей, выглядывала из окон, подолгу рассматривала тут и там расставленные фотографии белокурого мальчика. Странно, иногда ей начинало казаться, что она жила здесь всегда, а та, прежняя жизнь, жизнь без Андрея, была лишь сном. Иногда же, наоборот, ее охватывал страх, она ощущала себя воровкой, узурпаторшей, нахально вторгшейся в чужую судьбу и занявшую чужое место.
Странно, нелепо… Ведь если бы они тогда поняли друг друга, не испугались, не спрятали свои чувства за маской дружелюбного равнодушия, она могла бы жить с ним уже много лет…
Бессмысленно бояться счастья, отказываться от него в нелепом страхе, что судьба подслушает, позавидует, отберет. Теперь Лика ясно это понимала. Нужно хватать его обеими руками, держаться изо всех сил, упиваться моментом, не думая о том, что завтра, возможно, твоя радость обратится в прах. Ведь, в конце концов, завтра может никогда и не наступить…
До сих пор, однако, завтра неизменно наступало, и счастье никуда не пропадало, наоборот, становилось все более полным. В одно из таких завтра вернулся Андрей и объявил, что они сейчас же, пока осталось еще несколько дней от Ликиного отпуска, хватают вещи и уезжают на его «фазенду» — валяться на пляже, пить коктейли и с особым цинизмом предаваться одному из грехов — лености. — А как же… Артур? — осторожно поинтересовалась Лика.
