Людмила Анина - Та, что ждет
возникло… но я не был готов к еще большей боли…
Страх. Банальный страх. А она ждала. Столько времени ждала его…
flame
.. все изменилось, да?..(повернулся к ней) и ты теперь стала другой…..
Очаровашка
.. да… более слабой в отношении тебя….
flame
что значит слабой???
Очаровашка
… незащищенной… не уверенной в себе… иногда мне кажется, что я чувствую тебя… иногда ты словно за стеной… мне было так больно тогда, что я иногда боюсь даже себя… моя усталость осталась… она стала грузом, от которого не так легко избавиться… мне кажется, я люблю тебя… я никогда так не металась… никогда не мучилась так сильно… ты единственный человек сейчас в моей жизни, который может одним словом причинить мне невыразимые страдания… один раз я это поняла… и… я не знаю — что с этим делать
flame
ты точно изменилась… сильно изменилась….
И ты тоже.
Очаровашка
… тебе неприятны эти перемены?!..
Ни одной ремарки от тебя.
flame
не в этом дело…
Очаровашка
а в чем?…
flame
нет той издевки….
Очаровашка
какой издевки?!.. о чем ты??
flame
ну ты раньше издевалась, посмеивалась… а сейчас этого нет….
К чему этот разговор? Пустота. Везде теперь пустота.
И тебя тоже нет теперь. Нет рядом со мной.
Очаровашка
.. ты ведь тоже уже другой….
flame
да, тоже…
Очаровашка
… уже не так хочешь… не так….
Очаровашка
словно через силу….
Очаровашка
словно не знаешь, что… чего… как…
flame
да вообще все не так……
— Валерия, зайди ко мне, пожалуйста!
Она даже не повернула голову, глядя на окошко аськи — как смотрит приговоренный к смертной казни на шприц со смертельной инъекцией, которую ему приготовились вколоть.
Нет.
Нет.
Только не это…
Очаровашка
… ты уже ничего не хочешь?!.. так ведь?!..
Она уже знала, что он сейчас скажет.
Знала.
Разочаровался.
Остыл.
Очаровашка
все упущено?!.. ушло?!..
Она сама протянет руку для укола.
Вот он — конец.
Очаровашка
я не чувствую в тебе ни нежности, ни прежнего желания… словно говорю с пустотой…
Господи. Господи.
flame
что-то еще есть, но уже не то… не так… многое, очень многое изменилось… я только сейчас понял, что для меня значит долгое расставание… я не могу… не получается… время сделало свое дело… если что-то и получится, то в любом случае это будет не так, как могло бы быть… извини…
Все кончено.
Ее больше нет.
Для него ее больше нет.
— Лера, тебя Рубен требует в кабинет! Ты что сидишь?!!??!
flame
чувства… мы всегда идем у них на поводу… но не всегда это правильно… бывают минуты слабости, когда мы не можем устоять, когда мы слабые… но эти минуты проходят, и становится больно, намного больнее, чем было тогда, до этой слабости… и когда ты знаешь, что с этой болью тебе жить… иногда кажется, что это был только сон… но нет!!! каждый раз мучительно больно…
О чем все это?
Для чего все это?
Высокопарные, пустые слова.
flame
и страшно… когда чувствуешь, что заставил страдать другого человека, что подарил ему какие-то надежды и лишил его их… этих надежд… я сильный, я это переживу, я уже привык жить с болью..
Кукловод.
Хладнокровно поиграл в любовь, а теперь все, надоело. Встал в третью позицию и опустил глазки.
Красиво. Благородно.
flame
ты была лучиком света, большой радостью, смыслом жизни… и пусть это мучительно больно, но ради таких мгновений стоит жить… эти минуты, дни больше никогда не повторятся… но они останутся в памяти, в душе, в сердце…
Сволочь.
Читает эпитафию. Как по бумажке.
Над ней.
Еще живой…
Хладнокровно.
Очаровашка
(в шоке… ужасе)…. ты — чудовище… ты — просто моральный урод!!..
* * *— Валерия, мне очень жаль, что приходится это говорить, но в последнее время на твою работу стало поступать слишком много жалоб. Насколько я знаю, тебе уже выносили предупреждения, и не раз, но по какой-то причине ты не сочла нужным к ним прислушаться.
В кабинете, отделанном деревом, пахло чем-то дорогим и чужим. Пальцы, ледяные, едва заметно дрожали — она изо всех сил держалась ими за спинку стула, бесчувственная, равнодушная к тому, что сейчас происходило.
— Я опять-таки повторюсь, мне жаль это говорить, но, к сожалению, я прошу тебя написать заявление по собственному желанию. Нам нужен полноценный сотрудник, который целиком и полностью будет отдавать себя работе — видимо, в твоей жизни сейчас наступил такой период, когда ты не можешь соответствовать этому параметру.
Рубен замолчал на долю секунды, видимо, ожидая хоть какой-то реакции с ее стороны, и, не дождавшись, продолжил:
— Разумеется, мы выплатим тебе компенсацию на месяц вперед, чтобы ты не чувствовала себя выкинутой на улицу, и у тебя в запасе есть еще две недели, которые ты можешь отработать. С тобой все в порядке, Лера? Ты очень бледная.
Тишина.
Оглушающая.
— Да, — тихо прошептала она. — Все в порядке. В порядке.
* * *— Послушай меня, Лера, пожалуйста!
Боль разъедала внутренности, отдавалась в пальцах рук — она подпирала голову ладонями, не поднимая лица на собеседника.
— Не смей к нему ехать сама, слышишь меня? — Папа замолчал, глядя на нее холодным, неумолимым взглядом. — Не смей!
— Но почему? — Ее голос сорвался, предательские слезы подкатили к горлу. — Я просто узнаю правду, увижу его и все пойму — один раз и навсегда! Может быть, все еще можно исправить….
— А что ты, собственно, хочешь понять? — холодно поинтересовался папа. — Что тебе еще не озвучили?
Да, ей все озвучили. Дня не проходило, чтобы она не читала этих слов, всякий раз заново вспарывающих душу и выворачивающих ее наизнанку.
