Ширли Конран - Кружево
Неудивительно, что она получила заказ. После этого она почти ежедневно тряслась сюда по проселочной дороге на своем маленьком белом фургоне «Рено», каждый раз привозя с собой из Парижа какого-нибудь очередного специалиста. То это был оценщик, то архитектор, то кровельщик, то владелец аукциона, то специалист по канализации, то реставратор мебели или картин.
Каждый из них спустя какое-то время представил Максине свой отчет, и теперь по пятницам, вечерами, Максина и Чарльз встречались за ужином в старой, XVIII века, таверне в Эперне и обсуждали все детали будущей работы. Здесь подавали оленину — олени водились в этой же местности, — мясо дикого кабана, всегда свежий, мягкий, белый и острый бурсальский сыр и, конечно же, местное белое вино, разумеется, сухое, с тонким букетом и легким привкусом лесного ореха. Так продолжалось все лето.
Но Максине во время этих деловых ужинов можно было бы подавать все, что угодно, хоть сухари с водой: она совершенно не замечала, что ест. И хотя, прежде чем сделать заказ, они долго и тщательно обсуждали выбираемые блюда, мысли Максины были не о прелестях местной кухни. Она думала лишь о том, как бы ей понравиться Чарльзу.
— Тот, напротив, наслаждался каждым кусочком, который отправлял в рот. Чарльзу нечасто приходилось бывать в ресторанах. Он вел уединенный деревенский образ жизни, его не тянуло блистать в Париже, вести там пустую болтовню на светских приемах и раутах. Днем он напряженно работал, стараясь привести в порядок запущенные виноградники своего имения, а вечера предпочитал проводить в одиночестве и дома, вытянув длинные тонкие ноги перед камином и читая или слушая музыку. Максина казалась ему занятной и интересной — отчасти еще и потому, что она была une serieuse.
— Сколько всего еще предстоит сделать! — вздохнул он как-то в очередную их пятничную встречу, когда они уже кончали ужинать. — Начать с того, что у наших виноградников пока еще слишком мал выход вина. В пересчете на шампанское средний урожай должен быть порядка 5600 литров с гектара. — Он жестом показал официанту, чтобы тот подавал кофе. — Откуда я все это знаю? Ну, наша семья уже несколько веков живет в этих краях, так что не стоит удивляться моему хорошему знанию основ производства шампанского. Но практикой я смог заняться только после того, как умер отец.
Он замолчал, пока официант наливал ему в бокал коньяк, потом капнул чуть-чуть на краешек стола, чтобы проверить качество: пролитое должно было остаться на столе несколькими каплями, не растекаясь.
— Французы чаще всего предпочитают, чтобы сыновья продолжали семейное дело. Но моему отцу так хотелось демонстрировать всем свою независимость, что он не позволял мне никак участвовать в его бизнесе. А в то же время он не разрешал мне и работать на какую-нибудь другую фирму. Все это доводило меня просто до отчаяния, тем более что отец решительно не признавал никаких новых, современных методов. Я знал, что жить ему осталось недолго — его покалечило гестапо во время войны: его там зверски пытали, — поэтому никогда не шел против его воли.
Посетители «Руаяль Шампань» постепенно расходились — провинциальные ресторанчики имели обыкновение закрываться рано, — однако Чарльз, не замечая этого, продолжал вертеть в руках пустой коньячный бокал.
— Наверное, естественно, что отец испытывал какую-то ностальгию по довоенному времени. Ему доставляло удовольствие делать вид, будто он сам не переменился и ничто другое тоже не изменилось. — Им принесли на тарелке счет. Чарльз мельком взглянул на него — не может быть, чтобы он успел так молниеносно проверить его, подумала Максина, — расписался и продолжил свой рассказ: — К сожалению, отец работал методами, которые уже давным-давно устарели. А когда я пытался сказать ему об этом, меня всякий раз твердо ставили на место. Отец обычно говорил: «Когда я умру, сможешь делать все, что хочешь и как хочешь». Я уважал его желания. Но теперь предстоит восстанавливать фирму де Шазаллей, и я намерен приложить для этого все силы. — Он помолчал немного, посмотрел на Максину и добавил: — Наше шампанское уже больше не считается одним из лучших. Но я добьюсь, чтобы оно снова получило признание. — Он заговорил быстрее, как будто ожидая, что ему станут возражать, и заранее отбиваясь от нападок: — Не вижу ничего ненормального в этом стремлении. У Лэнсонов была поначалу очень маленькая фирма. А во время Первой мировой войны все их владения были полностью разрушены. Но два его сына — Виктор и Генри — объездили весь мир в поисках заказов и добились поразительных успехов.
Официант начал выключать свет. Чарльз понял намек.
— Пойдем? — Не показывая виду, что ей страшно не хотелось уходить, Максина кивнула головой и встала, другой официант мгновенно подскочил, чтобы отодвинуть ей стул. Чарльз кивком головы попрощался с ним и двинулся вслед за Максиной к выходу, договаривая уже на ходу: — Не понимаю, почему бы и мне не попробовать сделать то же самое, что сделали Лэнсоны. За полвека они добились того, что их шампанское стало знаменитым на весь мир, а ведь на эти полвека пришлись депрессия и две мировых войны.
Чем дальше, тем сильнее каждый из них втайне с нетерпением ждал очередной пятницы, и Максина после их вечерних встреч стала возвращаться в Париж все позже и позже. Ей все труднее было расставаться с Чарльзом, который начал уже слегка поддразнивать ее за деловую пунктуальность: ему легко удавалось заставить ее смеяться и над самой собой, и просто так, и даже хихикать, чего она не делала уже со времен школы.
Всем другим Чарльз казался человеком тихим, сдержанным, почти скучным; но Максина была о нем иного мнения. Способность рассмешить женщину — одно из самых сильных притягательных качеств, причем такое, которое усиливает половое влечение; и Максина уже с трудом дожидалась прихода каждой следующей пятницы. Одеваясь и собираясь утром в такой день, она испытывала такое ощущение, как будто в самом воздухе витало возбуждение. Обдумывая, что надеть, она меняла решение по меньшей мере три раза, и когда она в итоге уходила, то вся спальня после нее оставалась закиданной одеждой. Мать при виде всего этого испытывала прилив радости и бодрости. Если женщина не может решить, что ей следует надеть, это верный признак того, что здесь замешан мужчина.
Вечером, когда они сидели в «Руаяль Шампань» за кофе и коньяком, Максине всегда хотелось, чтобы Чарльз прикоснулся к ней, но он никогда этого не делал.
Как-то во время очередной пятничной встречи, за ужином, у них вдруг скомкался разговор, и оба почувствовали, что между ними возник барьер смущения и замешательства. Максина ощутила, внезапно и совершенно ясно, что для нее Чарльз не просто клиент. С этого момента она стала очень внимательно следить за собой: не скребет ли она карандашом в голове — эту ее привычку дружно осуждала вся ее семья, — не слишком ли шумно ест и пьет.
