Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

— Иду готовить, — говорю я. — А ты разбуди его окончательно. Нам нужно поговорить с ним.

— О чём?

— О том, что сегодня особенный день.

Руслан хмурится:

— Злата, ты же не думаешь... Он ещё ребёнок.

— Он наш ребёнок. И он прошёл через наш ад вместе с нами. Имеет право знать о нашем рае.

Иду к плите, включаю газ под сковородой. Достаю из холодильника яйца, молоко, хлеб. Будет омлет с тостами — Савелий любит.

— Мам, пап! — врывается в кухню наш двенадцатилетний торнадо. — А что это вы такие... странные?

— Чем странные? — спрашиваю я, взбивая яйца.

— Не знаю. Улыбаетесь как-то.

Руслан садится рядом с сыном:

— Савелий, нам нужно поговорить.

— О-о-о, — протягивает мальчик. — Это серьёзный разговор? Опять?

— Серьёзный, — киваю я, наливая яичную смесь на сковороду. — Но хороший.

— Хороший серьёзный разговор? — недоверчиво смотрит на нас Савелий. — Такое вообще бывает?

— Бывает, сын, — говорит Руслан. — Садись нормально, не ёрзай.

— Пап, ты меня пугаешь. Вы что, ещё одного ребёнка хотите?

Я чуть не роняю лопатку. Руслан закашливается.

— Нет! — говорим мы хором.

— Тогда что?

Я ставлю перед сыном тарелку с омлетом и тостами. Сама сажусь напротив.

— Савелий, — начинаю я осторожно. — Ты помнишь, что полгода назад мы с папой... ну, очень сильно ругались?

— Ещё бы не помнить, — морщится он. — Я думал, что вы точно разведётесь.

— А ты хотел, чтобы мы развелись? — спрашивает Руслан.

Савелий задумывается, жуёт омлет:

— Знаете... тогда да. Потому что вы друг друга ненавидели. А сейчас... сейчас не хочу.

— Почему сейчас не хочешь?

— Потому что сейчас вы друг друга любите. По-настоящему. А раньше только притворялись.

Господи. Из уст младенца.

Руслан и я переглядываемся. В его глазах то же удивление, что и в моих.

— Откуда ты это знаешь? — тихо спрашиваю я.

— Да я не слепой, мам. Раньше вы были как... как актёры в кино. Играли семью. А теперь вы настоящие.

— Настоящие, — повторяет Руслан задумчиво.

— Ну да. Вы ругаетесь, но не злобно. Вы обнимаетесь, но не для галочки. И ещё вы смотрите друг на друга по-другому.

— Как по-другому? — интересуюсь я.

— Не знаю, как объяснить. Раньше вы смотрели мимо. А теперь — в глаза.

Мать твою за ногу. Этот ребёнок видит нас насквозь.

— Савелий, — говорит Руслан серьёзно. — А ты хочешь, чтобы у нас была целая семья?

— Хочу, — без колебаний отвечает сын. — Но не такая, как раньше. А такая, как сейчас.

— Такая и будет, — обещаю я.

— Точно? — смотрит он на меня внимательно. — Вы не передумаете?

— Не передумаем.

— А если опять поругаетесь?

Руслан наклоняется к сыну:

— Мы будем ругаться. Все семьи ругаются. Но мы больше не будем ненавидеть друг друга. Обещаем.

— И разводиться не будете?

— Не будем.

— Тогда хорошо, — кивает Савелий и возвращается к омлету. — А что за особенный день?

Я встаю из-за стола, подхожу к календарю на холодильнике. Обвожу сегодняшнее число красным фломастером.

— Сегодня мы с папой венчаемся.

— Как это? — моргает сын. — Вы же уже женаты.

— По закону — да. А сегодня мы женимся перед Богом, — объясняет Руслан.

— А зачем?

— Чтобы поставить точку, — говорю я. — Чтобы сказать всему миру: мы начинаем заново.

— И мне нужно идти с вами?

— Конечно. Ты же наша семья.

— А подарки будут?

Руслан смеётся:

— Главный подарок уже есть — мы снова вместе.

— Это хороший подарок, — соглашается Савелий. — А торт?

— Торт будет, — киваю я. — Дома. Испечём вместе после церкви.

Я выхожу из кухни, но не ухожу. Стою в коридоре, прислонившись к стене, и слушаю, как мои мужчины планируют наш новый свадебный день. Руслан объясняет сыну, что такое венчание. Савелий задаёт миллион вопросов.

А я думаю о том пути, который мы прошли. О том, как ненавидели друг друга полгода назад. О том, как едва не разрушили нашу семью из-за гордости и страха. О том, как научились быть честными.

Не идеальными. Честными.

Это гораздо сложнее, чем казалось. Быть честной — значит признавать свои ошибки. Говорить о том, что больно. Не молчать, когда хочется взорваться. Не взрываться, когда хочется промолчать.

Руслан научился говорить о чувствах, не боясь показаться слабым. Я научилась прощать, не забывая уроков прошлого. Мы оба научились видеть в партнёре не функцию, а живого человека со своими потребностями и страхами.

— Мама! — зовёт меня Савелий. — А что нам одеть в церковь?

Я возвращаюсь на кухню:

— Тебе — костюм. Папе — тоже костюм. Мне — белое платье.

— Как у невесты?

— Именно как у невесты.

— Но ты же не невеста. Ты уже мама.

— Сегодня я снова невеста, — улыбаюсь я. — А папа снова жених.

— Странные вы, взрослые, — качает головой сын.

— Очень странные, — соглашается Руслан. — Но зато живые.

Через час мы собираемся в церковь. Я стою перед зеркалом и надеваю белое платье — не то, в котором выходила замуж двенадцать лет назад. То осталось в прошлом, вместе с той наивной девочкой, которая думала, что любовь — это только красивые слова и торжественные клятвы. Это новое платье. Простое, элегантное, без излишеств. Как наша новая любовь — без показухи, без фальши, но с глубиной, которой не было раньше.

Руки дрожат, когда застёгиваю пуговицы. От волнения или от счастья — не знаю. Наверное, и то, и другое. Смотрю на своё отражение и не узнаю себя. В глазах горит такой огонь, какого не было много лет. Я снова живая.

— Мам, ты красивая, — говорит Савелий, заглядывая в спальню. — Как принцесса.

— Спасибо, солнышко. А ты как принц.

Сын переминается с ноги на ногу в своём первом взрослом костюме. Тёмно-синий, точь-в-точь как у отца. Белая рубашка накрахмалена до хруста, галстук завязан с математической точностью.

— Мам, а я правильно завязал? — он тревожно трогает галстук.

— Правильно. Идеально.

Руслан появляется в дверном проёме, и моё сердце делает кувырок. В строгом тёмно-синем костюме он выглядит потрясающе. Но не это главное. Главное — как он держится. Уверенно, но без прежней холодной надменности. В его движениях есть какая-то новая мягкость, теплота, которой я не видела годами.

Он подходит ко мне, берёт за руки, смотрит в глаза:

— Ты прекрасна.

— А ты красив, — отвечаю я, и голос срывается от переполняющих чувств.

— Пап, мам, вы как в кино! — восхищается Савелий. — Точно как жених и невеста!

— Мы и есть жених и невеста, — смеётся Руслан. — Сегодня мы снова становимся мужем и женой.

— А можно я буду свидетелем? — серьёзно спрашивает сын.

— Конечно, — киваю я. — Ты самый главный свидетель нашей любви.

Савелий важно поправляет галстук перед зеркалом, пытается пригладить непослушные волосы:

— Я готов, — объявляет он торжественно.

— И мы готовы, — говорю я, беря мужа за руку.

Руслан сжимает мои пальцы, и я чувствую, как тепло разливается по всему телу:

— Злата, не жалеешь?

— О чём?

— О том, что мы прошли через этот ад. Через боль, через почти-развод, через все эти месяцы неопределённости.

Я думаю несколько секунд, вспоминая наши скандалы, слёзы, ненависть, которая едва нас не погубила:

— Знаешь, есть такая поговорка: золото проверяют огнём. Мы прошли через огонь и поняли, что наша любовь настоящая. Не идеальная, не сказочная, а настоящая. С изъянами, со сложностями, но живая.

— Да, и у неё есть продолжение: золото проверяют огнём, женщину — золотом, а мужчину — женщиной, — кивает Руслан.

Он целует меня в лоб, и этот поцелуй полон такой нежности, что у меня подкашиваются ноги:

— Идём жениться. Заново.

— Идём создавать семью. Настоящую.

Мы выходим из дома втроём. Семьёй. Настоящей семьёй. Солнце светит так ярко, что глаза слезятся. Или это от счастья? Руслан открывает мне дверцу машины, и этот простой жест трогает меня до глубины души. Когда он в последний раз так делал?