Пятая авеню, дом один - Бушнелл Кэндес

– Или ко сну, – попробовала пошутить Лола. Инид пропустила ее слова мимо ушей.

– В идеале балет должен погружать в транс, переносить в другие миры. Я часто называю балет видом медитации. После у вас появится чудесное ощущение.

Лола отхлебнула шампанского. Горьковато, от пузырьков запершило в горле, но она решила оставить неудовольствие при себе. Этот вечер предоставлял возможность подружиться с Инид или по крайней мере дать ей понять, что она намерена выйти замуж за ее племянника и что Инид нет смысла этому препятствовать. Но приглашение на балет застало Лолу врасплох. Когда они с Филиппом вернулись с острова Мастик, она ждала, что Инид взбеленится из-за того, что она у него поселилась. Но вместо этого Инид демонстрировала бурную радость. Последовало приглашение на балет. Инид назвала это «девичником», хотя Лола не думала, что Инид считает ее девочкой. Потом ее посетила еще более тревожная мысль: что, если Инид совсем не против ее переезда к Филиппу и собирается проводить с ними как можно больше времени? Сидя с опущенной головой над бокалом с шампанским, Лола исподтишка взглянула на Инид. Если так, размышляла она, Инид ждет неприятный сюрприз: Филипп принадлежит теперь ей, Лоле, так что его тетке придется усвоить, что в личных отношениях трое – это уже толпа.

– Филипп рассказывал вам, что в детстве он занимался балетом? – спросила Лолу Инид.

Лола представила себе Филиппа в белом трико и поперхнулась шампанским. Неужели это правда? Или Инид попросту выжила из ума? Лола пыталась украдкой рассмотреть Инид. Тщательно уложенные светлые волосы, костюм в черно-белую клетку, изумрудные серьги и ожерелье. Лола с ума сходила по этим драгоценностям и ломала голову, как бы так сделать, чтобы они достались ей после смерти Инид. На сумасшедшую Инид не была похожа. Лоле пришлось признать, что для своих восьмидесяти двух лет эта женщина выглядит очень даже неплохо.

– Нет, не рассказывал, – напряженно проговорила Лола.

– Неудивительно, вы ведь знакомы совсем недавно, он еще не успел все вам рассказать. Представьте, в детстве он танцевал в «Щелкунчике» партию юного принца! Это было – и поныне остается – шикарным занятием. Балет всегда был неотъемлемой частью нашей жизни. Ничего, совсем скоро вы обо всем этом узнаете.

– Жду не дождусь, – сказала Лола с деланной улыбкой.

Прозвучал звонок, оповещавший об окончании антракта, и Инид встала.

– Идемте, дорогая, а то опоздаем на второй акт. – Она подала Лоле руку и тяжело оперлась о молодую спутницу. Медленно приближаясь к дверям зала, она не переставала щебетать: – Я так счастлива, что вы любите классическое искусство! В балете зимний сезон продолжается только до конца февраля, но остается еще «Метрополитен опера». И конечно, фортепьянные концерты, вечера поэзии. Угроза остаться совсем без культуры отсутствует. Теперь, когда вы живете с Филиппом, дело упрощается. Мы с вами соседи, вы можете повсюду меня сопровождать.

У себя в доме номер один Филипп брился во второй раз за день. Выскребая себе щеку, он вдруг замер с поднятой бритвой. Ему чего-то недоставало. Шум, подумал он. Шум исчез. Впервые за несколько месяцев.

Он возобновил бритье. Брызгая на лицо водой, он почувствовал угрызения совести: как-то нехорошо заводить шашни за спиной у Лолы. Чувство вины сменилось раздражением: он вправе поступать как захочет, ведь они не женаты. Он просто ей помогает, предоставил ей приют, пока она не разберется в своем положении.

Проходя через гостиную, он обратил внимание на разбросанные по дивану Лолины журналы. Он взял в руки Brides, потом Modern Bride, Elegant Bride. Сплошь журналы про невест! Придется с ней поговорить, внести в их отношения ясность. Он не позволит, чтобы его принудили выполнить обещание, которое он не сможет сдержать. Приняв это решение, он отнес журналы на кухню и отправил их в люк мусоросжигателя, хотя бросать туда бумагу не позволяли правила дома.

После этого он спустился на лифте на девятый этаж.

– Вот и ты! – приветствовала его Шиффер Даймонд. – Здравствуй!

– Здравствуй! – откликнулся Филипп.

Она оделась непритязательно: джинсы, полосатая кофточка, босоножки. Она сохранила способность элегантно выглядеть в любом облачении. Невольно сравнив ее с Лолой, он понял, что сравнение получается в пользу Шиффер.

Шиффер притянула его голову и поцеловала.

– Давно не виделись, Окленд.

– Давно, – согласился он, входя и оглядываясь. – Но квартира, как я погляжу, совершенно не изменилась.

– Я этим не занималась. Времени не было.

Филипп побрел в гостиную и там уселся. У него было чудесное ощущение, что он дома, он снова чувствовал себя молодым, словно и не было всех этих лет. Он взял фотографию: они с Шиффер в Аспене в 1991 году.

– Невероятно! Ты все еще это хранишь! – воскликнул он.

– Здесь останавливается время. Боже, мы тогда были еще совсем детьми! – Она подошла, чтобы вместе с ним разглядеть снимок. – Но прекрасно смотрелись вместе.

Филипп кивнул, пораженный тем, какими счастливыми они кажутся на фотографии. Он давно не чувствовал себя таким счастливым.

– Что же произошло?

– Мы постарели, вот и все, – бросила она через плечо, удаляясь на кухню. Она выполняла свое обещание – готовила ему ужин.

– Говори за себя, – буркнул он ей вслед. – Я еще не старый.

Она высунулась в дверь:

– Старый, старый! Тебе пора это осознать.

– А тебе? – Он присоединился к ней в кухне, где она фаршировала курицу луком и лимоном, устроился на высоком табурете, на котором столько раз сиживал прежде, и стал, попивая красное вино, любоваться, как она колдует над фирменным блюдом – жареной курицей. Среди ее других фирменных блюд числились также чили с картофельным салатом, летом она варила моллюсков и омаров, но ее жареная курица осталась для него легендарным лакомством. В первое же воскресенье, которое они провели вместе – сколько лет минуло с тех пор! – она заявила, что зажарит цыпленка в крохотной духовке, в кухоньке гостиничного номера. Когда он подтрунивал над ней из-за этого, утверждая, что эмансипированной женщине стряпать противопоказано, она парировала: «Даже дуре неплохо бы уметь приготовить себе что-нибудь вкусненькое!»

Сейчас, задвинув противень с курицей в духовку, она сказала:

– Я никогда не вру про свой возраст. Разница между нами в том, что я не боюсь стареть.

– Я тоже не боюсь, – запротестовал он.

– Конечно, боишься!

– С чего ты взяла? Потому что я с Лолой?

– Не только. – Она перешла в гостиную, положила полено в камин, зажгла длинную спичку и дала ей разгореться. – Все в тебе кричит об этом, Филипп. Все твое поведение.

– Может, я бы таким не был, если бы вел рейтинговое телешоу, – подразнил он ее.

– Почему бы тебе тоже этим не заняться? Почему бы не начать снова писать книги? У тебя за шесть лет не вышло ни одной.

– Что-то вот здесь мешает. – Он указал на голову.

– Ерунда! – отрезала она, зажигая камин. – Просто ты напуган. Раньше ты был другим. Чем ты теперь занят? Пишешь сценарии всяких дурацких фильмов. Даже названия повторять стыдно!

– Я написал сценарий про Марию Кровавую. Фильму сопутствовал успех, – попытался он оправдаться.

– Это «мыло», Филипп. Еще одна отговорка! Ни малейшей связи с реальной жизнью.

– Что плохого в эскапизме?

Она покачала головой:

– Всю жизнь ты живешь в одной и той же квартире. Не можешь измениться, сместиться в сторону даже на дюйм. И при этом каким-то образом умудряешься все время убегать!

– Кажется, сейчас я здесь? – Ему казалось, что они уже много лет ведут один и тот же разговор.

– Это потому, что тебе необходимо отдохнуть от Лолы. Притвориться, что тебе есть куда деваться, если ничего не выйдет. Не выйдет, можешь не сомневаться! Где ты тогда будешь?

– Ты действительно так думаешь? – удивился он. – Что я здесь для того, чтобы спрятаться от Лолы?

– Не знаю.

– Я здесь не для этого, – заверил он ее.