Светлана Борминская - Цыганочка с выходом
Многих ли женщин зовут лапоньками?
А вот Дарь Иванну так звали все ее мужчины, а мужчин у Дарь Иванны было не меряно…
Дарь Иванна молодилась последние тридцать лет.
Ходила наштукатуренная и раскрашенная под матрешку, платья носила приталенные, что при ее субтильности было не так чтобы уж очень красиво, но и не страшно; в ушах у нее звенели серьги-мониста, и их звон-перезвон знала вся округа.
Мадам Кокуркина в младые годы накладывала макияж в ритуальной конторе и, набив руку, на свои остатки былого пудры и теней не жалела, а помадой обмазывала всю нижнюю часть лица. Безусловно, целилась-то она в губы, но… Но ведь женщина, как известно, остается женщиной, пока ее любят, а Лапоньку любили. А возраст? А что, собственно, возраст? Все станут старыми и все умрут, что же теперь?
В каждом доме есть своя красавица, свой сумасшедший, своя прилично одетая семейная пара и тройка дамочек с повышенной возбудимостью, ну и еще по мелочи, вроде высокого брюнета с белой горячкой и двух братьев, один — всегда в тюрьме, а другой устроил тихий наркопритончик у себя в кладовке и так счастлив, что трудно представить. Все остальные жители подъезда, безусловно, нормальные и достойные всяческого уважения люди, их любит Бог. Правда, он один и любит.
В подъезде время текло, как струйка воды из-под крана, но не для Дарь Иванны. Катастрофа возраста не задела ее юной души, а молодое поколение полежаевских любителей экстрима в сексе не дали ей возможности забыть, что она женщина.
А что какой-то шутник на двери написал мелом: «Венерические услуги. Почти даром», — так дураков везде хватает. Лапонька таблички «Добро пожаловать» туда не вешала.
— Какая непорядочная эта Кокуркина! — говорили некоторые.
А ей хоть бы что! Она продолжала куролесить: намажется под индейца и ходит независимо по улицам, проспектам и скверам — стройная женщина преклонных лет.
ОЧЕНЬ НЕНАВЯЗЧИВАЯ СМЕНА РОЛЕЙ— Этот старый осел! — взвыл лабрадор. — Утянул меня, наконец, на проезжую часть! — и, зализывая рану на боку, жалобно взглянул на кота со скаредной мордой, чем кота немало приободрил и обрадовал.
Кот даже заулыбался, впрочем, без особого доверия, обнажив кривой и опасный кошачий клык, и приподнял одну лапу, как обычно некоторые джентльмены манерно выдвигают одну ножку перед другой, увидев неплохую на их взгляд даму или более некрасивого джентльмена, чем они сами.
Такой это был кот. Из соседней «сталинки». Ничем вроде бы непримечательный кот, но он-то о себе думал, как Наполеон.
Чтобы как-то уравновесить собачий взгляд на вещи с общепринятым, повествование также будет вести одна молодая женщина.
Лабрадор, как автор, безусловно, получит весь гонорар и потратит его на себя и своего хозяина до юаня, но НАТАША… а НАТАША… в общем, даже лабрадор согласился на соавторство, так что вам не о чем переживать.
Напоминаю, лабрадор — это не фамилия, а название одной из песьих пород.
Но — имейте в виду, если один человек рассказывает так, то другой — абсолютно все переврет и накрутит своих мыслей, хотя чужие, бестолковые мысли даром никому не нужны.
Вот и тут… Нельсон, будучи лабрадором, рассказал весьма бойко самое начало этой истории, доверил вам много своих умных мыслей, но он все-таки — литературно-одаренный пес.
А НАТАША обычная молоденькая женщина, ожидающая в недалеком будущем ребенка. И в школе по русскому у нее было твердое «три», и она даже не читала «Мертвые души» Гоголя… Ну, полистала там, а читать так и не собралась.
И ей доверять канву и тонкий, как экслибрис, сюжет этого романа может решиться только не совсем нормальный субъект, но псу, как автору, запретить это никто не смог (хотя пытались). Поэтому не удивляйтесь, увидев некоторые повторения про подъезд и его обитателей. И еще — у Нельсона есть очень уважительная причина передать нить рассказа другому человеку — Наташа в этой истории одна из пострадавших лиц.
Лабрадор:
Я уступаю на время свое место непревзойденного рассказчика историй. Ее зовут НАТАША — одно из самых лучших женских имен!
Пусть рассказывает она, а вы сравните, у кого лучше получается. А я пока сбегаю, проучу кота со скаредной мордой!
Глава 2.
Наташа повертела гелевой ручкой и задумалась.
Здравый смысл никогда еще не подводил ее, а рассказывать эту историю смысла не было вообще никакого, ведь если каждый из 10 миллиардов умеющих писать и читать только что написанное, начнут гелевыми ручками портить кипы бумаг — жизнь на земле остановится.
Кто тогда пойдет воевать за свободу палестинских окраин, а кто будет похищать людей ради выкупа, а кто станет выращивать опийный мак на склонах гималайских гор и прочих колдовских мест, а разливать первач по бутылочкам?
Кто???????????
Нет, ну кто?
Если все начнут писать каждый свою брошюрку, то жизнь на земле станет схожа на читальный зал какой-нибудь районной библиотеки, которая напоминает тихий сумасшедший дом: ведь если все в зале говорят шепотом, а только выйдя на крыльцо начинают орать — что это?..
Вот и именно.
И еще:
Я буду писать то от первого лица, то от третьего, могу еще от четвертого, не будьте слишком строгими… чмок! чмок!
Я из старинного русского города Сапожок-на-Оби. И всю свою жизнь прожила с бабушкой. Мама не захотела растить дочку в одиночку и завербовалась сперва на Сахалин, потом переехала жить в Японию, и след ее затерялся где-то в чувственных лепестках сакуры, удушливых ароматах Фудзиямы и бездонных самурайских глазах, моя мама — красавица, а меня зовут Наташа.
И когда два года назад, ой, уже почти четыре, я закончила одиннадцатый класс сапожковской средней школы № 5, то мы с бабулей встали перед выбором — чего же мне делать и с чего хотя бы начать?
Может, сразу выйти замуж? На меня было два, ой, нет — три претендента, и первый — Толик!
Толян ушел прошлой осенью служить и «мочил чехов по черному», как он скупо ронял в письмах мне и своей маме Насте. Мы с моей будущей свекровью тревожно переглядывались и синхронно роняли:
— Дурачок, — стараясь забыть про «мочение» и прочее убивание.
Вторым претендентом был разведенный учитель истории с географией — Вавилов. Но при всей своей спортивной и подтянутой молодцеватости, мне до такой зеленой тоски не хотелось на весь срок жизни стать — Вавиловой, что я, окончательно и очень сильно помотала головой прямо на выпускном вечере.
И красавец, блондин, ходячий сувенир — Вавилов отошел легким шагом прямо в сторону барной стойки кафе «Воря», в котором наш класс отплясывал выпускной бал с другими «ашками» и «бэшками» из пяти городских школ. Была заварушечка!
