Барбара Бреттон - Один-единственный
Однако что за смешная самоуверенность у этого человека! Изабель уже знала, что американцам вообще неведомо чувство поражения. Такого слова просто не существует в их словаре. Но стоило лишь взглянуть на входящего Бронсона, чтобы сразу понять: это не тот человек, который смирится с неудачами.
Изабель кивнула ему и, не смущаясь посторонним присутствием, положила себе отнюдь не скупую порцию фаршированных яиц.
— Не стесняйтесь, ради Бога. — С этими словами Бронсон вымучил из себя поклон, который больше смахивал на карикатуру. — Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом.
От неожиданности Изабель даже позабыла о медовом хлебце, который только что собиралась взять с подноса.
— Мне нет дела до того, что вам нравится и что не нравится в женщинах, мистер Бронсон.
— Как вам будет угодно, — ответил он и, протянув руку позади Изабель, взял себе тарелку.
Девушка с завистью наблюдала за тем, как он щедро нагружает тарелку всякой всячиной.
— Не торопитесь. Вы сможете подойти за добавкой, — бросила она через плечо. — Никто не станет бить вас по рукам.
— Спасибо, — отозвался он, шагая рядом с Изабель к большому столу, стоящему ближе к входу. — Я, наверное, так и сделаю.
Она постояла, ожидая, что Бронсон отодвинет ей кресло. Но он, пребывая в бодром настроении и позабыв обо всем на свете, кроме своего завтрака, уселся и посмотрел на еду так, словно готов был нырнуть в эту груду вкуснятины. Вдруг его внимание привлекло многозначительное покашливание девушки.
— Да вы садитесь, — сказал он. — Все остывает.
— Но мой стул.
Бронсон посмотрел на противоположное кресло.
— Людовик Четырнадцатый, да?
Ворча проклятия на французском и итальянском одновременно, Изабель сама схватилась за резную спинку. Покрасневший как рак дворецкий опрометью выскочил из алькова, но Изабель жестом отпустила его.
— Если вы хотели, чтобы я отодвинул вам кресло, сказали бы просто.
Девушка гневно глянула на американца.
— Настоящего джентльмена не обязательно просить о таких вещах.
Бронсон стремительно расправился с круассаном, прежде чем спросить:
— Вы говорите о своем дружке Эрике?
— Эрике? — округлив глаза, переспросила Изабель. — Вы имеете в виду сына Оноре Малро?
«Вот так. Отлично, — подумала она, отметив про себя, что голос ее прозвучал совершенно как надо, не слишком наигранно и не слишком лукаво. — Ему нипочем не догадаться, что стоит за этим вопросом».
— Ну да, — ответил американец. — Я говорю про того паренька, с которым вы спите.
Изабель почувствовала себя так, точно ее уличили в страшном преступлении.
— Да как вы смеете намекать на подобные вещи?!
— А я и не намекаю, — заявил Бронсон, отхлебнув кофе. — Просто констатирую факт.
— Вы же ничего обо мне не знаете, — заливаясь румянцем, сказала Изабель. — Вы просто не можете знать, с кем я провожу свободное время.
— Ошибаетесь, принцесса. Мне доподлинно известно, чем вы занимались прошлой ночью.
Все, что было между ней и Эриком, яркими красками вспыхнуло в ее памяти.
— Но вы… То есть мы были…
Бронсон запрокинул голову и расхохотался. Звук его голоса показался Изабель слишком уж торжествующим.
— Да! Придется вам еще немного поработать над этим бесстрастным выражением лица. А не то я все-таки поставлю вас в неловкое положение.
— Наверное, вы только и делаете, что спекулируете на чужих промахах, мистер Бронсон. Как видно, личная жизнь у вас не складывается. Вот и ваша ночная гостья вас уже бросила.
Легкая тень улыбки скользнула по его лицу, приподняв уголки губ.
— Откуда вам известно, что я спал не один? — спросил он. — А может, я всю ночь только и делал, что предавался мыслям о вас?
— Ну да! Так я и поверю, что вы станете проводить ночь в одиночестве. — Изабель улыбнулась, пародируя собственную самую кокетливую улыбку. — Да еще долго думать обо мне ли или о чем еще.
— Не стоит хлопать на меня вашими ресницами, принцесса. Я птичка не вашего полета.
Теперь уж настала очередь Изабель рассмеяться:
— Вы только подумайте, как высоко он о себе мнит! Скажите, все американцы так же самоуверенны, как и вы?
— Только преуспевающие.
— Тогда я с ужасом думаю о будущем вашей страны. Вы вульгарны, эгоистичны невероятно…
— Всем доброе утро.
Оба, Изабель и Дэниел, обернулись на голос. В дверях показалась Грета Ван Арсдален, бывшая жена известного голландского банкира. На ней был кремовый костюм из тонкого шерстяного полотна. Она буквально излучала зрелую женственность, несомненно, понимая, что находится в самом расцвете красоты, и не пренебрегая этим могучим оружием для достижения своих заветных целей. Юная принцесса, едва успевшая познать суть таинства, происходящего между мужчиной и женщиной, интуитивно поняла, что Бронсон провел предыдущую ночь именно с этой стройной блондинкой.
Интересно, отчего прежде Изабель не замечала, что она так не любит Грету Ван Арсдален?
— Ты прекрасно выглядишь, Изабель, — проплывая мимо них к шведскому столу, молвила гостья.
— Как и ты, Грета.
Глаза блондинки нарочито остановились на костюме принцессы.
— Как мило, — промурлыкала она. — Вышитые воротнички — это так изящно.
Вышивка была единственным доступным Изабель искусством. Язвительное замечание Греты без труда попало в цель — девушка ощутила непреодолимое желание наглухо зашить ей рот.
Грета между тем бросила взор на Бронсона. Тут же с другого края стола до Изабель донеслась волна жара. Внезапно она почувствовала себя ужасающе юной и невероятно смущенной, так что появление других гостей ее искренне обрадовало. В течение нескольких следующих минут комната заполнилась шведами и японцами, британцами и итальянцами, пока наконец не возникло ощущения, что за столиками собрались представители всех существующих на земле государств.
Однако единственным из них, кто так приковал к себе ее внимание, оставался американец. Каждый раз, когда глаза Изабель невольно возвращались к нему, он отвечал ей широкой белозубой улыбкой, и девушке все время казалось, что Бронсон смеется над ней.
Может, вначале так оно и было, но только не теперь. Черт побери! Ведь она — просто испорченный ребенок. Ну почему бы ей и дальше не оставаться таким вот капризным ребенком, вместо того чтобы буквально у него на глазах превращаться во взрослую женщину?! Даже в том, как высокомерно она задирала подбородок и резкими уверенными движениями разбивала скорлупу яиц серебряной вилочкой, Дэниелу явственно виделось ее смятение. Кстати, ему очень нравилось, как ловко она управляется с этой самой вилочкой. Возможно, волею обстоятельств эта девушка и жила до сих пор как некая милая домашняя зверушка, за которой все вокруг ухаживают, но в то же время в ней ощущалась нешуточная воля и целеустремленность, благодаря которым она очень скоро могла бы почувствовать себя дома даже в далеком Куинсе.
