Наталья Штурм - Школа строгого режима, или Любовь цвета юности
Не сомневаюсь, что Настюха легко могла выучить все законы. Но хитрить было значительно интереснее, чем учиться.
Химию вела душка Зоя Александровна. Пышная и доброжелательная женщина еще несколько выпусков назад поняла, что «творческим» химия не нужна. Нет, нужна, конечно, в разумных пределах, а чтобы жизнь положить на науку – это вряд ли.
Поэтому она нас не трясла.
А Настя, отрепетировав на физике, поверила в себя и ждала только момента блеснуть знаниями. На вопрос о реакции в органической химии она гладко поведала о том, как дружили, а потом расстались врагами Бойль и Мариотт, и что, возможно, между ними даже была любовь.
Химичка сначала рассмеялась, а потом сказала:
– Детка, эти люди никогда не дружили, не сочиняй. Хотя ты права – Роберт Бойль внес огромный вклад в развитие химической науки. А именно: записывайте новую тему! – И она начала диктовать: – «Как меняют свой цвет под действием кислот и щелочей различные растения». Записали? Вот как раз этот АНАЛИЗ мы и будем с вами проходить на следующем уроке. Насте – пятерка, а все остальные должны подготовиться к лабораторно-практической работе!
Мне ужасно хотелось показать себя на практической работе. Я всегда интересовалась практикой больше, чем теорией. А еще хотелось оправдать доверие химички. Она разрешила мне и еще нескольким ученикам провести реакцию сахара с серной кислотой! Всем остальным досталось примитивно капнуть йодом на картошку. Фу, позорище…
На каждой парте лаборантка расставила несколько колбочек и лотки. Я села на свое место, вытерла руки о фартук и приготовилась делать опыт. Но тут в класс вошла математичка Агриппина Федоровна и решительно направилась к моему столу. Она прочитала надписи на моих колбах, подошла к Зое Александровне и нажаловалась. Вид у нее был такой – нечестный. Явно оболгала меня.
Химичка тут же подлетела ко мне и, стараясь не делать резких движений, плавно вытащила у меня из-под рук колбу с серной кислотой.
– Мы решили, Шумская, что тебе лучше делать опыт с картошкой, – нагло заявила Агриппина.
Пришла на чужой урок и еще командует!
Я обиделась:
– Зоя Александровна! Я должна была обсеривать сахар, а почему мне заменили обсинивать картошку?! За что?!
Химичка постаралась меня успокоить, но я все равно проплакала всю лабораторную. И поняла. Математичка объявила мне войну!
– Уух! Уух! – передразнивала я ее Вике с Настей. – Ухает как сова.
– А давай так и будем ее звать – Сова! – закрепила Викуся.
Глава 3. Трусы для Гули
– Бред какой-то! Это УПК ввел еще Хрущ сто лет назад! – возмущался Борис, «писатель» с ехидно-серьезным взглядом. – Нам-то это зачем? Я что, лобзиком теперь должен выпиливать и сколачивать табуретки?
– А я думаю, это полезно – научиться что-то делать своими руками, – сказала рассудительная Татьяна.
Она была ответственная, дисциплинированная и плакала, когда получала тройку. Ее обожала Сова и не гнобила историчка. Таня училась на литературном отделении и с театральными дружбу не водила.
– Я научусь, если мне нужно будет. Но это маразм – вынуждать творческих людей работать не по профилю, – продолжал сердиться Борис.
– Там еще выбор есть: можешь телефонистом пойти, а можешь с девчонками на швею-мотористку выучиться, – подхватила я смешную тему.
Оксана захлопала в ладоши.
– А я дюже добре шью!
– Согласна, Борь, – поддержала я парня. – Логичнее отправить литературных на практику в библиотеку, а театральных – помощниками операторов или гримеров.
Подошедшая Настя молча слушала нашу беседу.
– А что такое УПК? – наконец спросила Настя и посмотрела на Бориса.
Борис ответил серьезно и, как всегда, ехидно:
– Уголовно-процессуальный кодекс.
– Он шутит, – улыбнулась я. – Это учебно-производственный комбинат, сокращенно УПК. Завтра вместо уроков идем по комбинатам.
– А я телефонисткой записалась, – доложила правильная Татьяна. – Нас на телефонный узел отправят, там будем…
– …народ прослушивать, – закончил Борис, и все заржали.
Настя внимательно смотрела на Бориса, потом обошла вокруг него, встала на цыпочки и поправила ему воротничок.
– Вот так лучше, – и торжественно удалилась.
Оксанка только присвистнула, а Борис покраснел.
В среду мы весь день провели в швейном цехе. Шили трусы для куклы Гули. «На трусах» за машинкой сидела Оксана как единственная, кто умел шить. Рядом сидела я и отрезала одни трусы от других. Трусы шли длинной цепочкой, между собой их связывала только белая нитка. Иногда белые кончались, и нам разрешалось использовать цветные. Белые трусы, простроченные красной ниткой, смотрелись порнографически, но бригадиршу это устраивало. Главное, чтобы брака не было. Работали мы сдельно, и скоро стало понятно, что из-за рукастой Оксанки мы перевыполним план.
Ладно бы нам платили, но корячиться из-за сраной пятерки по УПК… Зачем? Настюхе мама достала справку о наличии аллергии на… шерсть. Неважно, что трусы были хлопковые. Аллергия ведь болезнь коварная: раз – и поменяет возбудитель. Поэтому нам с Оксанкой пришлось самим выкручиваться, без «генератора идей».
Выход был прост. Я села за швейную машинку вместо Оксаны. И сразу запорола весь конвейер трусов. Бригадирша стала меня отдирать от машинки, но я упрямо твердила, что обязательно должна научиться шить.
– А вы не могли бы поучиться шить дома? – умоляла она меня.
– У меня дома нет машинки, – жалобила я, зверски выдирая из-под лапки куски трусов и нитки.
Меня перевели на телефонную станцию.
Татьяна, которая уже освоилась на телефонном узле, показала, что нужно делать. Когда начальник выходил, она двигала какие-то рычаги и через наушник прослушивала абонентов.
Наша биография к тому времени была еще кристально чистой (мелкое хулиганство не в счет). И увы, нам некого было прослушивать. Останкинский телефонный узел спасся. А ведь можно было сделать из этого невинного УПК настоящий криминальный бизнес!
Единственный телефон, кроме школьного, который вспомнился нам, был телефон Динары. Идея была не в том, чтобы подслушать, а в том, чтобы удивить и обрадовать внезапным вторжением в разговор. В течение месяца в дневное время ее телефоном никто не пользовался. Это понятно – днем все учатся, а вечером нас прогоняли с узла.
Наконец внимательная Татьяна заметила сигнал и крикнула мне пароль:
– Реле с ячейкой шалят!
Это означало, что мы будем кого-то слушать.
Мы взяли один наушник на двоих и затаили дыхание:
