Сильвия Аваллоне - Стальное лето
— Слушай, — сказала Анна, — ты что, забыла, что твое училище напротив моего лицея? Утром будем вместе ходить на занятия, и возвращаться тоже будем вместе. На скутере.
— Класс! — усмехнулась Франческа, смывая косметику с глаз.
— Терпеть не могу, когда ты так себя ведешь, лицемерка! Только и думаешь, что о всяких глупостях, а не о том, что все вокруг меняется!
— Отойди, мне пописать надо.
Шел первый час, мамаши начали звать детей со двора.
— Что, никак? — фыркнула Анна.
— А ты не смотри.
Каково это, вырасти в микрорайоне из домов с осыпающимися балконами, во дворе, где дети играют под ногами наркоторговцев, а на лавочках сидят вонючие старухи? Здесь считается нормальным не ездить в отпуск, не ходить в кино, не читать ни газет, ни книг и ничего не знать о мире.
Но именно в таком месте они нашли друг друга.
Глядя в пол, Франческа слушала, как в унитазе журчит струйка. Внезапно она прыснула: Анна так глупо на нее таращилась! Девочка оторвала кусок туалетной бумаги, смяла ее и бросила в подругу, та со смехом швырнула бумажный комок в ответ.
— Ну что, под душ? — спросила Анна, открывая кран. Мир был восстановлен.
Вслед за подругой Франческа залезла в душевую кабинку с покосившейся дверцей. Потоки теплой воды успокаивали. Ощущение прикосновения одной задницы к другой рождало смутные чувства.
Обе молчали: слова ни к чему, из-за них только ссоры.
Затем они стали намыливать друг друга, с удивлением отмечая различия — родинки, форму ногтей, — как будто в этом было что-то странное.
Почему у Анны бедра шире и грудь больше?
Почему у Франчески задница круглая и высокая, и пупок глубже?
— Почему мы не одинаковые? — спросила Франческа, намыливая кудри Анны.
— Мы и разные, и одинаковые.
— Почему это?
— Потому что мы вместе родились, вместе живем, вместе умрем и все будем делать только вместе.
— Как же у нас выйдет умереть вместе?
— Не знаю…
Вытирались они второпях, чтобы их не застала Сандра, которая должна была вернуться с минуты на минуту, и на лестничную площадку выскочили с мокрыми волосами.
На первой же ступеньке Франческа остановилась и повернулась к подруге. Выражение ее лица изменилось, глаза стали еще больше, чем были.
— Не хочу возвращаться домой. Сегодня с нами бабуин обедает…
В полумраке вонючей парадной казалось, что она сейчас расплачется. Но Франческа плакала редко — ей никогда не нравились плаксы.
Анна попробовала подбодрить подругу:
— Слушай, мы ведь совсем скоро увидимся, ровно в два.
— О'кей, — кивнула Франческа, но не сдвинулась с места.
Из темноты длинных коридоров доносились крики и другие звуки. Ревели дети; какая-то мамаша, видимо, вырвала из рук сына супер ружье, из которого он только что окатил ее водой, — послышались звонкий шлепок и крепкое словцо. Родители постоянно орали на детей, в их доме это было в порядке вещей.
— Я зайду за тобой сразу после обеда, и сразу на море.
— Конечно. Когда придешь — проходи, не стой на пороге.
— Может, пообедаешь с нами?
— Не могу, — Франческа попыталась выдавить из себя улыбку, но не смогла, — знаешь, как бабуин разойдется!
Мальчишки, затеявшие на лестнице игру в догонялки, истошно вопили. Стены были испещрены следами от пневматического оружия, со всех сторон слышался грохот, явственно донесся звук пощечин. «Шлюха!!!» — кричал какой-то мужчина своей жене.
4Анна знала, в чем дело.
Вернувшись в квартиру, она вытерла пол в ванной и убрала волосы из слива, чтобы не выслушивать потом нотаций.
Она знала, что происходит, но понятия не имела, чем можно помочь.
Девочка поставила на огонь воду для пасты и стала накрывать на стол. Подумав, аккуратно разложила салфетки по правую сторону от тарелок. Ей хотелось порадовать мать, подготовить все к ее приходу. Но мысли были только о Франческе.
Анна взяла пульт от телевизора и включила первый канал. С точностью до минуты на экране появилась заставка программы новостей.
Позывные выпуска неслись из всех телевизоров, из всех открытых окон на улице Сталинграда. Анне нравилась эта заставка и нравились позывные, слушая их, она представляла себя взрослой, частью чего-то большего — Милана, Рима, той Италии, которую она, итальянка, никогда не видела.
— Молодчина какая, — сказала Сандра, увидев, что дочь перемешивает макароны. — Что бы я без тебя делала! С твоим папашей-идиотом и братцем-неудачником!
Сандра поставила сумки и устало потянулась — спина опять весь день болела. Потом, не теряя времени, пошла разгружать стиральную машину, которую включила утром, перед работой.
Анна любила мать: Сандра много работала, но находила время и для того, чтобы раздавать листовки и устраивать вместе с демократами праздник Объединения Италии. Кроме того, она читала газеты, «Республику» и «Освобождение», и все время твердила дочери, чтобы та училась — тогда она сможет стать депутатом парламента или даже сенатором. Анне хотелось в это верить.
— Откидывай макароны, — крикнула Сандра, — эти двое все равно не придут к обеду.
С тазом, полным мокрых простыней, носков и трусов, Сандра вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. По лестнице, смачно переругиваясь, поднимались соседки в чавкающих шлепанцах. Выстроить нормальные отношения с соседями было нелегко: войну могли объявить даже из-за носка, упавшего на балкон. Однако Сандра не сдавалась. Более того, перед каждыми выборами она упорно распространяла листовки, которых почти никто не читал.
Под самой крышей, на двенадцатом этаже, было как в печке. Сандра зажмурилась: лето роилось вокруг миллионами цикад.
Разлепив глаза, она осторожно взглянула на бесконечную голубизну неба, сливавшегося с морем. Яркие краски кружили голову. Лазоревые силуэты далеких островов — Эльбы, Капрайи, Джильо — заставили ее мечтательно улыбнуться, хотя на поездку надеяться было нечего.
Затем Сандра увидела мать Франчески. Та развешивала белье. Ветер путал ей волосы и норовил унести прочь выстиранные носовые платки.
— Роза! — окликнула Сандра, и та медленно, с опаской обернулась.
На женщине были стоптанные башмаки не по сезону и перепачканный фартук поверх черного домашнего платья. «Одевается, как моя бабушка, — подумала Сандра, — а ведь совсем молодая». Роза действительно была на десять лет младше Сандры, и в ушах ее поблескивали совсем неплохие сережки.
— Ты тоже до обеда белье развешиваешь? — спросила Сандра, чтобы завязать разговор.
Черные, как смоль, глаза Розы оживились. Она не подошла к соседке, но было видно, что ей хочется поговорить.
