Сандра Мэй - Между небом и тобой
Карен Молтанеску училась с Джессикой Паркер на одном курсе. Подругами они не были, но Карен обладала характером, позволяющим считать практически весь мир общежитием твоих лучших и закадычных друзей. В отличие от Джессики и ее подружек Карен мгновенно сходилась с незнакомыми людьми, всех начинала называть «старичок» или «дорогушка», в зависимости от пола, а в зависимости от возраста — «дядька» или «женщина». Ближе к концу учебы у Джессики появились страшные подозрения, что Карен просто не помнила имен всех своих бесчисленных знакомцев и потому нашла им универсальные имена…
Из пороков — ну какие пороки у гуманитариев? Правильно, секс, наркотики, рок-н-ролл. Пиво. Приводы в полицию. Участие в антивоенных демонстрациях с последующим пивом, сексом, наркотиками и рок-н-роллом, а также приводами в полицию. Ничего особенного.
Самым примечательным в Карен была внешность. Дочь румынских эмигрантов, Карен была черноглаза, смуглолица, волосы у нее были черные и жесткие, как проволока, а телосложением она напоминала недокормленного мальчонку лет шести.
Отсутствие практически любых женских прелестей Карен компенсировала экстравагантной одеждой. Это еще мягко сказано — даже самые заядлые фрики невольно вздрагивали при появлении Карен Молтанеску на улице.
Джессика окинула бывшую однокурсницу быстрым взглядом — и решила, что годы над румынами не властны. Если не считать искусственной седой пряди в черной гриве волос, Карен не изменилась абсолютно, ни на цент, ни на грамм, ни на дюйм.
В данный момент на ней были — если идти снизу вверх — армейские ботинки с разноцветными шнурками, розовые лосины, поверх них зеленые лосины, поверх них обрезанные джинсы с прорезями, украшенные диким количеством цепочек разной толщины, с одной из них свисала гирька; три разноцветных топа один на другой, сетчатая футболка голубого цвета, сетчатая футболка из серебряных колечек, два мужских галстука — серый и оранжевый в «огурцах»; кожаная куртка с меховым воротником; замшевые митенки; на голове бандана с черепами, поверх нее — белая пуховая шляпа с опущенными полями; тулья шляпы повязана тряпичным чучелом питона. На курносом носике сидели громадные черные очки, однако стекла в данный момент были подняты наверх, благодаря чему Карен напоминала самого колоритного члена массовки в спектакле «Трехгрошовая опера». Да, еще на плече у нее висела громадная сумка из парусины, на которой были любовно вышиты разноцветными шерстяными нитками все самые расхожие непристойности, включая жизнерадостный фаллос с игривыми крылышками.
Карен издала леденящий душу вопль и с размаху хлопнула Джессику по плечу.
— Клево! Дорогушка, это ты! Гляньте, кого кот принес. Прямо женщина! Паркер, я не видела тебя сотку лет, не меньше. Пошли хлопнем по кофию, и ты мне все расскажешь. Не вздумай отбазариться забитыми стрелками и уходящими паровозами! Наша встреча — это перст судьбы, с судьбой спорить нельзя.
С тобой тоже, обреченно подумала Джессика, покорно направляясь по проходу за Карен.
У самой кассы невозмутимая и корректная продавщица не моргнув глазом ловко выудила из парусиновой сумки Карен какие-то цветные тряпочки и вопросительно вздернула одну бровь. Ни чуточки не смутившись, Карен величественно кивнула и сообщила, что ладно уж, раз замели, заплатит. Джессика возвела очи к потолку и решила не обращать внимания вообще ни на что.
Зато кофейню Карен нашла отличную. Здесь варили настоящий арабский кофе, а взбитые сливки подавали в огромной глиняной кружке, посыпав их шоколадной стружкой и корицей.
Взгромоздясь на резной стульчик с ногами, Карен подробно и обстоятельно расспросила Джессику о событиях ее жизни, в качестве ответной любезности громогласно поведала о своих трех неудачных браках и двух абортах, а также о том, что месяц назад сдуру подцепила триппер, но вроде вылечилась…
При этих словах три соседних столика мгновенно опустели, а маленькая нахалка скромно улыбнулась, склонив лохматую голову на плечо и став похожей на веселую галку.
— Дарю. Отличный метод — а то они могли заработать растяжение ушей. Понимаешь, люди любят подслушивать, с этим приходится мириться — или бороться. Я борюсь. Поэтому не бэ, дорогушка, трипака у меня не было со студенческих лет, можешь перестать коситься на мою чашку. Слушай, Паркер, а чего ты делаешь в Большом Городе? Насколько я помню, ты и твоя подружка-звездочетша остались в Огайо?
— Ну иногда мы все же выбираемся в метрополию. Эбби сейчас вообще на Гавайях.
— Вот клево! Эх, живут же люди. А ты? По магазинам и домой?
— Да нет, я тоже улетаю.
— По делам?
— Отдыхать.
— Ух ты! Куда?
— В Марокко, потом в Алжир, потом… ну короче, по северу Африки, а потом на какой-нибудь островок в океане, позагорать.
— Не хреново живут в Огайо! Слушай, Паркер, а ты мне не окажешь малю-усенький респект? Раз уж ты будешь в Марокко — или ты там не задержишься?
— Да нет, у меня там как раз начнется сухопутная часть экскурсий, так что… в Касабланке я точно пробуду целый день.
— Я ж говорю, перст судьбы. Я тебе дам адресок, передашь посылочку?
Джессика нерешительно покосилась на экстремалку Карен.
— Карен, мне не хочется быть невежливой, но… я могу быть уверена, что в этой посылке ничего… такого?
— Ну ты даешь, Паркер! Чего ТАКОГО я могу послать в Марокко? Гашиша там своего полно, на всех клумбах растет. Коробочка маленькая, так что это и не расчлененный труп. А что касается адресочка — сама увидишь, это университетский городок, все цивильно и пристойно. На самом деле это книжка, просто в Марокко этого автора издавать запрещено, а тамошний мой кент очень просил прислать. Ему надо для работы.
— Ну ладно. Только дай мне ее сегодня, у меня самолет очень рано.
— Естессно! Забегу к тебе вечером, если ты не против.
— Хорошо. Я в «Хилтоне», номер пятьсот восемнадцать.
— Красиво жить не запретишь. Тогда до вечера, ага? Пока, женщина!
Только через пять минут после ухода Карен наслаждавшаяся тишиной Джессика поняла, что та и не подумала заплатить за свой кофе. Впрочем, это ведь такая ерунда…
Вечером Карен Молтанеску блистала в фойе «Хилтона». На портье она произвела неизгладимое впечатление, судя по его вытаращенным глазам и приоткрытому рту. В номере у Джессики она разом поскучнела, посерьезнела, протянула маленький продолговатый сверток, несколько раз перекрещенный обычным шпагатом, и буркнула:
— Слышь, Паркер, налей мне содовой? Что-то мне нехорошо…
Джессика метнулась к мини-бару с холодильником, стала откручивать пробку с бутылочки «Швепса».
