Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
— Надо успеть, — выкрикнула она вслух, сама себя подбадривая, и кинулась к месту аварии.
Намокший подол платья мешал бежать, толстая коса била по спине, как кнут, а в голове звучали возбужденные голоса, которые спорили между собой: «Дура! Взорвется — ты тоже погибнешь. Поворачивай назад!» — «Бросить человека на произвол судьбы? Никогда». — «Ты его даже не знаешь. Может, он не стоит твоих усилий». — «Наплевать! В любом случае я обязана его спасти». — «А если он самоубийца? Если ему жизнь не мила? Если он нарочно?» — «А если нет?» — «Остановись, не рискуй!» — «Замолчи!»
Маша отмахнулась от этой болтовни, будто не имела к ней никакого отношения.
Вот она уже коснулась обломков крыла. Они торчали, острые, искалеченные, действительно напоминая сломанные ребра ископаемого дракона. Но по ним, как по перекладинам шведской стенки, можно было вскарабкаться наверх, к пилоту.
Кабина оказалась открытой: ни потолка, ни окон. Это хорошо: не придется высаживать стекло или вскрывать дверцы.
Летчик, в кожаной куртке, прилегающем шлеме и защитных очках, был неподвижен. Он неестественно изогнулся, привалившись плечом к спинке сиденья, а рука его крепко сжимала рычаг управления.
Жив или мертв?
Сейчас нет времени выяснять это. Главное — разжать его мертвую хватку. Наконец это получилось, хотя и стоило Маше немалого труда.
Скорей, скорей! Возможно, до взрыва остались считанные мгновения. А человек оказался большим и тяжелым, на себе его отсюда, с верхотуры, не вытащить.
Девушка, напрягшись, перевалила тело пилота через дверцу, и оно безжизненно плюхнулось на мокрую землю, точно куль с мукой. Некогда было размышлять о том, больно ему или нет. Пора было спасаться самой.
Пару секунд все же помедлила. Уговаривала себя: «Тут не так уж высоко. Совсем не высоко. Ну же!»
Зажмурившись, прыгнула. Больно ударилась крестцом.
Ухватив летчика под мышки, поволокла его прочь. Настойчиво, метр за метром. Его обмякшее тело оставляло в вязкой почве широкую колею.
Трудно. И спина болит. Но разогнуться нельзя. Нет у нее на это времени. Нет у нее на это права.
Она уже дотащила потерпевшего до конца поля, когда взрыв все-таки раздался. Похоже, он был не таким уж сильным. Или это шум дождя, мощный, как аплодисменты, заглушил его? А может, так громко стучало Машино сердце?..
Глава 4
Ребро Адама
Он лежал перед Марией, незнакомый и загадочный, неведомо откуда прилетевший мистер Икс. В защитных летных очках, точно в карнавальной маске. Кто он? Каков он?
А главное — жив ли он?
Дождь струился по его щекам и подбородку, создавая иллюзию мимики. Но кажется, лишь иллюзию.
Маша содрогнулась: а что, если она возится с трупом?
Непослушными руками расстегнула летный шлем, отщелкнула верхние кнопки на куртке. Открылся ворот кипенно-белой футболки, неестественно чистой на фоне глины, по которой они ползли.
«Хорошая, наверно, у него жена, — с горестным одобрением подумала Маша. — Заботится. Стирает, следит. Как же она будет горевать, если он…»
— Эй! Эй! Вы живы или нет? — Понимала, конечно, что вопрос глупейший, однако прикоснуться к телу было страшновато: вдруг оно окажется холодным?
В свои двадцать шесть Маша никогда не видела смерть вблизи. Правда, в детстве ей пришлось однажды похоронить голубя, попавшегося в когти их кошке. Даже это было шоком для нее. А тут — человек.
Но делать нечего. Затаив дыхание, приложила ладонь к основанию его жилистой шеи. Рука окоченела и почти потеряла чувствительность. Хоть и не сразу, но сосредоточиться все же удалось.
Кажется, пульс есть! Есть или кажется?
Есть на самом деле, совершенно точно! Под ладонью теперь уже явственно ощущалось биение. И человеческое тепло. Даже — жар.
Жив!
Маша засмеялась вслух. Обошлось!
Страха как не бывало. Вместо него проснулось любопытство. Девушка сняла стягивавший голову пилота обруч очков, и спасенный преобразился. До этой секунды она возилась просто с «неким человеком». Теперь мистер Икс обрел индивидуальность.
Крупные и в то же время правильные черты лица. Брови вразлет. Немного впалые, идеально выбритые щеки. Бронзовая кожа, но это не природная смуглость, а загар. Наверное, там, на высоте, где он путешествовал на своем погибшем драконе, солнце светит ярче и загореть можно даже до наступления жары. Как на горном курорте.
Впрочем, хорошенький курорт: рискуешь упасть и сломать себе шею.
Маша сдвинула с высокого ровного лба толстый шлем: волосы у незнакомца оказались темными, блестящими и слегка вьющимися. Короткая стрижка, видимо совсем недавняя, открывала уши с ярко выраженной крупной мочкой. Маша почему-то всегда обращала внимание на форму ушной раковины у разных людей. У Антона Белецкого, к примеру, ухо заострялось кверху, как у рыси. Кисточку бы ему еще туда…
Поддавшись внезапному необъяснимому побуждению, она зачем-то тронула ухо незнакомца мизинцем. И сразу же отдернула руку, будто совершила нечто постыдное.
— Потерпи, симпатичный, — сорвалось у нее. Никогда не решилась бы Маша на подобную фамильярность, если б ее могли слышать. — Скоро доберемся с тобой… домой.
Дрова отсырели под дождем, и печку не растопить. Воду приходится греть на примусе. Страшно, что из-за случайной искры в деревянном доме может вспыхнуть пожар.
Но еще страшнее Маше оттого, что она осталась в доме наедине с незнакомым мужчиной, и что этот мужчина лежит на ее диване, и что он, видимо, в критическом состоянии, и еще — что он… так привлекателен.
Девушка сидела на краешке диванчика и держала руки над грудью пострадавшего, не решаясь до него дотронуться. Прямо как какой-нибудь глупый экстрасенс, делающий над пациентом пассы. А тут не пассы нужны, тут требуется оказать реальную первую помощь. Осмотреть, нет ли на теле ран, и по необходимости обработать их.
«Ну почему, почему я не могу себя заставить сделать это? — недоумевала она. — Ведь только что добиралась с ним до дома в обнимку, тащила на себе… Да что же я за недотепа такая, надо решиться наконец…»
Она заставила себя приподнять незнакомца за плечи и снять вымазанную глиной кожаную куртку. Футболка, такая идеально чистая спереди, на боку оказалась насквозь пропитанной кровью. Маша взрезала ее первым, что попалось под руку, — кургузыми садовыми ножницами.
Ожидала увидеть большую открытую рану, а на коже летчика оказалась лишь обширная ссадина посреди лилового кровоподтека. Видимо, пилот ударился при падении о низенькую дверцу или о рычаги своей ненадежной машины.
