Светлана Демидова - Неправильная женщина
– Значит, так: вы сейчас идете в свои классы на уроки, и с этой минуты прекращаете проявлять свои чувства там, где не положено. Да и вообще… поменьше их проявляйте на виду у всех. Любовь – дело двоих…
Лидия Ивановна чуть не сказала «дело интимное», но вовремя спохватилась. Не дай бог, эти дети воспримут ее слова буквально и перейдут к настоящему интиму, а отвечать потом ей. Скажут еще, что директор разрешила. С них станется… Да еще как-то надо будет вывернуться в разговоре с Антониной Кузьминичной. Непременно на следующей же перемене явится узнавать, какое наказание понесли преступники. Дай ей волю, так она бы показательный суд устроила.
Надо бы еще попенять Кондратенко за то, что ходит без фартука, но… пусть, пожалуй, немножко походит… Чем ближе выпуск, тем сильнее девчонкам хочется избавиться от школьной формы. Вот только без комсомольского значка ходить негоже… негоже… Но что уж теперь… не возвращать же девчонку ради этого значка. Кабинет директора у школьников положительных эмоций не вызывает.
– Ты… конечно… просто так это сказал… – пролепетала Лана, когда они с Юрой Майоровым вместо уроков, на которые их послала директриса, оказались в школьном яблоневом саду, раскинувшемся на берегу тихой и живописной речки Калинки. – Чтобы не меня одну Лидия Ивановна стыдила… да?
– Нет, – ответил Юра. – Это правда.
– Но… это же не может быть правдой! Ты же… вы же… тебе же Таня Ермакова нравится… вы же встречаетесь…
Майоров как-то невесело усмехнулся и ответил:
– Всего-то один раз встретились, да и то…
– Что «и то»? – не могла не ухватиться за соломинку Лана. Может быть, Танька ему все же не понравилась…
– Честно говоря, когда Ермакова мне предложила встретиться, я сразу подумал о тебе.
– Как это обо мне?
– Ну… так… Мне очень хотелось к тебе подойти, но я все не решался, а тут Татьяна… Я же знаю, что вы подруги, вот и подумал, что через нее мне будет легче познакомиться с тобой…
– Не может быть… – прошептала изумленная Лана.
– Почему же вдруг не может? Это так и есть!
– Но ты ведь никогда на меня даже не смотрел! Другие смотрели, я видела… чувствовала… А ты – никогда…
– Я тоже смотрел… – Юра улыбнулся одними уголками губ. – На тебя невозможно не смотреть… Но я старался, чтобы ты не замечала этого.
– Но почему?!!
– Сам не знаю… Стеснялся как-то… переживал… мучился…
– Глупость какая! – вскричала Лана.
– Да, наверно… – согласился Юра. – Но уж так получилось…
Лана сорвала травинку, закусила ее, но тут же выплюнула: сентябрьская трава была жесткой, горьковатой, с неприятным металлическим привкусом. Девушка прислонилась спиной к стволу яблони, все яблоки с которой уже перекочевали в школьную столовую, и сказала:
– Ты даже не представляешь, Юра, насколько одинаково мы с тобой мыслили! – И рассказала, как подослала к нему подругу.
– Не может быть! – в свою очередь изумился Юра. – То есть выходит, что на самом деле Татьяна сказала правду в кабинете директора? Ей нет до меня никакого дела? – И поторопился добавить: – Да это же просто здорово!
– Не уверена в этом… – Лана сокрушенно покачала головой. – Мне кажется, ты ей понравился. Впрочем, нет! Не кажется! Она умудрилась влюбиться в тебя по моему заказу! Так вот получилось…
– Мне кажется, что это невозможно – влюбиться по заказу, – усомнился Майоров.
– Если бы кто-то мне об этом рассказал, я бы тоже не поверила, но, к сожалению, все произошло именно так.
– Но ведь она только что отказалась от меня. Может быть, как накатило, так и прошло?
– Не знаю… Опять-таки не уверена. Думаю, Танька просто испугалась директрисы.
– Так Лидия вроде бы с самого начала была настроена миролюбиво. Тебе так не показалось?
– Пожалуй… Но с вашей классной лучше не связываться!
– С Антониной-то? Да… Она мне еще покажет, где раки зимуют…
– Боишься? – Лана вскинула на Майорова глаза с расширившимися зрачками. От того, что он сейчас скажет, зависит все. Что именно «все», девушка не знала, но они уже столько времени проговорили не о том, что пора было переходить к собственным чувствам.
Юра прижался боком к Ланиной яблоне и сказал девушке в самое ухо:
– Мне ничего не страшно, особенно теперь…
– Теперь? – повторила она с вопросительной интонацией, чтобы Майоров начал наконец говорить о том, чего так ждала ее душа. И он начал:
– Да, именно теперь, когда ты со мной… Ты ведь будешь со мной?
Лана еле выдохнула ответное «да». Она боялась его спугнуть. Он должен говорить дальше. И Юра, конечно же, продолжил:
– Ты мне очень нравишься…
– В кабинете у Лидии ты сказал другое… Повторить можешь?
– Могу… – Юра несколько замялся, а потом все же проговорил странным срывающимся голосом: – Я… я люблю тебя, Лана… Наверно, правильно это называется так… Мы, конечно, совсем не знаем друг друга, а говорят, чтобы полюбить, надо… – Он запнулся, и Лана тут же горячо то ли подхватила, то ли возразила:
– На самом деле никто не знает, что надо и как надо! Это я так думаю! Любовь, мне кажется, приходит к людям независимо от того, надо это или не надо… правильно это или нет… съели они вместе семь пудов соли или не съели… Знаешь, мне даже кажется, что эти самые пуды надо есть для дружбы… а любовь… она просто так дается…
– Я же не возражаю, – откликнулся Майоров и протянул руку к Ланиной щеке. Она с готовностью прижалась к ней. Молодой человек притянул голову девушки к себе и нежно поцеловал в висок.
Лана повернула лицо к Юре и долго вглядывалась в его глаза, которые он не отводил. Из них на девушку смотрела сама любовь…
Еще сегодня утром Светлана Кондратенко никак не рассчитывала на то, что с ней происходит. Утром она была убита и раздавлена. А сейчас ей так хорошо, как никогда еще в жизни! Она обняла Юру Майорова за шею и прижала лицо к его груди.
* * *– К доске пойдет… – Палец учительницы математики заскользил по списку в журнале десятого «Б». Он пробежал фамилии сверху вниз, потом снизу вверх, так ни на ком и не задержался, но его хозяйка, ничуть не расстроившись этим, произнесла, вложив в голос как можно больше суровости: – Кондратенко.
Если бы заслуженного работника народного образования с двадцатилетним стажем, Антонину Кузьминичну Чеснокову, кто-нибудь спросил, за что она так возненавидела десятиклассницу Светлану Кондратенко, в ответ она плюнула бы тому в лицо. Она ко всем своим ученикам всегда относилась ровно. У нее никогда не было ни любимчиков, ни тех, кто вызывает необоримую неприязнь. Дети есть дети, и перед математикой они все равны. И тем не менее эта Светка, которую почему-то называют Ланой, ее раздражает. Вот раздражает, и все! Может, потому, что явилась свидетелем ее афронта? А скажите, кому было бы приятно, если бы ученики, которых она лично препроводила к директору для наказания, его не получили? Да никому! А после случившегося Кондратенко с Ермаковой и Майоровым могут сделать вывод, что на замечания учителя математики можно вовсе не реагировать, если сама директор школы их во внимание не принимает. А ведь этим шестнадцати-семнадцатилетним только дай волю! Только отпусти вожжи! Они ж еще в подоле принесут прямо на экзамен! И что тогда? Прощай, первое место, которое школа держит в районе по итогам прошлого года? И кто будет виноват? Уж только не она, Антонина Кузьминична Чеснокова, которая собиралась пресечь аморалку в самом зародыше. Ее не послушались – тогда она умывает руки! Но уж на своем уроке она себе хозяйка! Географичка-директриса не сможет запретить вкатить этой Кондратенко двойку, если она ее заслужит. А она заслужит. Это ясно, как день! У нее ж голова забита всякой сентиментальщиной и романтическими бреднями, которые не к лицу комсомолке. А с этим идиотом Майоровым она поговорит еще раз. В прошлый раз он играл с ней в молчанку, думал, что на этом все и кончится! Ничего подобного! Папаша у него суровый… Такой, каким и должен быть настоящий отец. Он у него всю дурь из головы мигом вышибет. Главное, вовремя ему просигнализировать.
